Музыка и ты. Выпуск 9

Исполнители оперы С. В. Рахманинова „Скупой Рыцарь”: А. Б. Боначич — Альбер, Г. А. Бакланов — Барон, И. В. Грызунов — Герцог. Большой театр, 1906

Чутье не подвело Мамонтова — Рахманинов принес ему удачу. Газеты писали: «Рахманинов твердо и решительно взял в руки бразды управления оркестром и не замедлил показать, какие богатые дирижерские способности кроются в нем. Прежде всего — оркестр звучит у него совсем особенно: мягко, не заглушая пения, в то же время до мелочей тонко, точно это специально симфоническая музыка, а не оперный аккомпанемент».

Новые постановки, и в их числе «Хованщина», были приняты прекрасно. Особенно выделялся Ф. И. Шаляпин. В ту пору Федору Ивановичу было всего двадцать четыре года, и огромный талант артиста только начинал раскрываться в полной мере. Его Досифей, староверец, фанатично отвергающий новшества Петра I, воспринимался как живая, воочию существующая личность.

Именно здесь, в Частной опере, Рахманинов повстречался с Шаляпиным. «Моя связь с Шаляпиным — одно из самых глубочайших и тончайших переживаний моей жизни», — напишет спустя много лет Сергей Васильевич.

Когда они вместе выступали в концертах, публика от восхищения буквально сходила с ума. Оба импозантные, огромного роста, широкоплечие и в то же время такие разные: Федор Иванович расточает во все стороны улыбки, а Сергей Васильевич — напротив, внешне спокоен, даже холоден к восторженному ликованию толпы. Пианист усаживается за рояль. Зал выжидающе затихает.., и начинается подлинное творческое состязание. «Шаляпин поджигал Рахманинова, а Рахманинов задорил Шаляпина. И эти два великана, увлекая один другого, буквально творили чудеса. Это было уже не пение и не музыка в общепринятом значении — это был какой-то припадок вдохновения двух крупнейших артистов». Так писал очевидец. Дружба великих музыкантов, зародившись еще в Частной опере, длилась более сорока лет до самой смерти Федора Ивановича.

В театре Мамонтова Сергей Васильевич проработал всего один сезон. Руководство оркестром, встречи с одаренными людьми, дух поиска, царивший в труппе, благотворно повлияли на моральное самочувствие Рахманинова. Он ощущал, как утраченная было жажда творчества постепенно пробуждалась. Особую роль в этом сыграло также лечение музыканта у Н. В. Даля.

Это был интереснейший человек: врач-невропатолог, экстрасенс, как сказали бы сейчас. Он пятнадцать лет прожил на Востоке, знал секреты йоги, тайны врачевания монахов Тибета.

Собственно, это не было в прямом смысле лечением. Усадив Рахманинова поудобнее в кресле, Даль усыплял его гипнозом и под приятно расслабляющие звуки «Песен без слов» Мендельсона просто разговаривал с ним. Врач внушал композитору, что он одарен, талантлив необычайно, что необходимо поверить в себя, в свои силы и что пора, наконец, браться за перо. Покой, слово и музыка — вот, наверное, самые надежные лекарства.

Сергей Васильевич оставляет Частную оперу. Он уединяется в деревне, подальше от городской суеты и, словно истосковавшись по работе, пишет, пишет. То была счастливейшая пора! Заново, будто молодые деревца после зимней стужи, оживал, возвращался композиторский дар Рахманинова. Вторая фортепианная сюита, Виолончельная соната, романсы, прелюдии — все пишется быстро, на огромном подъеме.

Подлинной вершиной стал знаменитый Второй фортепианный концерт, также созданный в это время. Все три части его пронизаны каким-то особым, неуемным стремлением к жизни. Не случайно и посвящение сочинения Н. В. Далю — благодарность за помощь, умное слово в критический момент, которых Сергей Васильевич не забывал никогда. В этой музыке ощущается новый, неизвестный прежде Рахманинов — уверенный почерк зрелого мастера, словно утверждающего вместе с А. М. Горьким: «Человек — это звучит гордо!».

...Первый аккорд рояля, подобно эху далекого колокола, пронзает напряженную тишину. Звуки фортепиано все ближе, гуще, ослепительно звонче. И из этого грозного набата рождается в оркестре сурово-величавая тема и парит поверх беспокойно бурлящего аккомпанемента солиста.

После страстно зовущей первой части музыкальным воплощением тишины и отдохновения воспринимается середина концерта. Удивительным образом сочетается эта прозрачная пастораль, пастель с картинами северной природы, родины Сергея Васильевича. М. Пришвин так описывал эти места:

«Редко бывает совершенно спокойно бурное Онежское озеро. Но случилось так, что, когда мы ехали, не было ни малейшей зыби... Большие пышные облака гляделись в спокойную чистую воду или ложились фиолетовыми тенями на волнистые темнозеленые берега. Острова словно поднимались над водой и висели в воздухе, как это кажется здесь в очень тихую теплую погоду».