Музыка из уходящего поезда. Еврейская литература в послереволюционной России

Откуда приходят к восьми-девятилетнему мальчику мелодии со старых еврейских свадеб, песни старых бродячих трупп, песни про несчастную любовь и про несчастную жизнь, боль и страдания? <…> Однако Давидка исполняет еврейские мелодии немного не так, как их раньше исполняли у нас. <…> Каждое поколение поет на свой лад. И путь, который мелодия прокладывает от поколения к поколению, – как путь источника, который внезапно пересыхает, и кажется, от него не остается даже воспоминания, а потом он вдруг появляется снова, зачастую там, где его никто не ждет.

Ви кумен цу дем ахт-найнйорикн йингеле ди нигуним фун амолике идише хасенес, лидер фун ди амолике идише ван-дер-трупес, лидер вегн умгликлехе либес ун умгликлехе лебнс, пайн ун цорн? <…> Ди идише нигуним шпилт обер Довидке эпес нит азой, ви ме флегт зей амол бай ундз шпилн. <…> Йедер дор зингт аф зайн ойфн. Ун дер вег, вое эс махт духр а нигн фун дор цу дор, из ви дер вег фун а квал, вое верт плуцем ойсгетринкт, кейн зейхер, дахт зих, фун им нит фарблибн, ун митамол бавайзт эр зих видер, афтмол дорт, в уме хот зих нит герихт аф им [Gordon 1970: 424].

«От поколения к поколению» («фун дор цу дор») – фраза, которая на древнееврейском звучит по ходу литургии, и там она обозначает обязанность каждого поколения славить Господа. Гордон использует эту фразу в светском еврейском контексте, подчеркивая сохранность еврейской культуры в СССР на протяжении многих поколений.

Нарратив Гордона о наследии стал для своей эпохи альтернативой официально предписанным советской властью повествованиям о недавнем прошлом, однако основы его грамматики почерпнуты из устремленной вперед истории, заключенной в «культуру-два», и коррелируют с наиболее банальными аспектами туризма по местам еврейского наследия в постсоветскую эпоху. Четко выписанные чувства, в диапазоне от трагедии скорбящего еврея до умиления мальчиком, который исполняет на аккордеоне песни на идише, внушают веру в будущую жизнь местечка в послевоенном СССР. Ностальгические рассказы Гордона о местечке не нарушают своими отсылками к прошлому течения современной жизни, а, скорее, подтверждают правильность того, что евреи участвуют в советской жизни. При этом ностальгия писателя не отрицает понятия истории и не списывает потерь со счетов; считывая знаки местечковой жизни в советизированных городах и деревнях Подолии, автор возвращает еврейскую историю в те места, в которых в противном случае еврейское прошлое осталось бы незримым[247].

Гендерный аспект еврейских пространств: Горшман и Лесовая

Шире Горшман, современница Гордона, также описывает еврейский мир, но рисует совсем иной его образ. В ее автобиографических произведениях представлены места, традиционно связанные с еврейской жизнью, в том числе местечки и города Литвы и Белоруссии, однако с ними соседствуют сельскохозяйственные поселения и коммуны – новые еврейские пространства, созданные в Палестине в 1920-е и в СССР в 1930-е годы. Местечко в творчестве Горшман отнюдь не романтизировано, но это не просто место, где сохранились устаревшие традиции, которые надлежит искоренить, превратив обитателей в пролетариев или сельскохозяйственных рабочих (как и сама Горшман). Местечку еще есть что предложить, однако дары его исполнены амбивалентности.