Музыка из уходящего поезда. Еврейская литература в послереволюционной России

Путевые очерки Гордона, впервые опубликованные в журнале на идише «Советиш геймланд» в 1960-е, были включены в сборник «Фрилинг» («Весна», вышел на идише в 1970-м) и в 1976-м переведены на русский под названием «У виноградника». Они посвящены послевоенным поискам признаков жизни в местечках украинской Подолии. Шмуэль Гордон (1909–1998) родился в Литве, детство провел в детских приютах в Украине, закончил отделение идиша Московского педагогического института[238]. Литературную карьеру начал с публикации нескольких стихотворений в конце 1920-х годов, а в следующем десятилетии стал известным автором рассказов и документальной прозы. В годы войны служил в армии, работал в газете Еврейского антифашистского комитета, в результате чего был арестован и пробыл в лагере до 1953-го – года смерти Сталина. Как отмечает Эстрайх, в послевоенные годы Гордона активно печатали в русских переводах: более семи книг большими тиражами. Например, сборник 1976 года, куда вошли путевые очерки, вышел тиражом в 100 тысяч [Гордон 1976]. Но самое примечательное литературное достижение ждало Гордона уже после смерти: публикация в 2003 году в Израиле его романа «Ицкер» («Памятник»), монументального произведения, посвященного писателям на идише, убитым в 1952 году. В описании ложных обвинений, выдвинутых против него и других членов Еврейского антифашистского комитета, Гордон основывался на собственных лагерных записях, дополнив их архивными разысканиями уже в период перестройки[239].

В своих путевых очерках Гордон одновременно и идеализирует местечко, и прославляет советско-еврейский образ жизни в послевоенный период[240]. В них, по сути, предложен маршрут путешествия по местам еврейского наследия в России: история катаклизмов организована в последовательный сюжет, текст пропитывают подлинность, искренность и симпатия. Упор на преемственность и прославление повседневной жизни лежит в русле ценностей советской послевоенной «культуры два», описанной Паперным: жизнерадостная борьба за построение социализма, которой пронизаны будни, романтика того, что любой рабочий может стать героем социалистического труда, а любой день является особенным – например, Днем железнодорожника, который в путевых очерках Городона о местечке занимает особое место. Чередование будней и праздников у Гордона показано в советском разрезе.

В первом рамочном очерке «Меджибож» нарратор оказывается на автобусном вокзале, смотрит на прикрепленное к стене расписание и обнаруживает, что читает вслух славянские названия местечек, «которые я с детства считал исконно еврейскими, и из них перечислю ближайшие и особенно дорогие: Погребище, Тетиев, Полонье, Брацлав, Острополье, Любарь, Шполье» [Gordon 1970: 390]. И действительно, названия очерков в оригинале на идише воспроизводят еврейский атлас из советской географии: «Меджибож», «Деражне», «Погребище», «Дер уманиер цуг» («Поезд в Умань»), «Казатин» и «В Тольятти». Умань, где похоронен р. Нахман Брацлавский, с XIX века и по сей день оставалось местом паломничества; в «Семье Машбер», где действие происходит в 1870-е годы, Лузи Машбер тоже посещает Умань. Меджи-бож в XVIII веке был местом жительства основателя хасидизма рабби Исраэля бен Элиезера, или Баал-Шем-Това («Обладателя доброго имени»), город по сей день остается важным центром паломничества. В Междибоже, помимо прочего, обитал известный еврейский шутник Гершеле Острополер, живший при дворе внука Баал-Шем-Това и исполнявший роль «супротивного голоса внутри революционного религиозного движения, неугомонного веселого скептика, которому не запретишь говорить правду» [Wisse 2000: 103]. И Баал-Шем-Тов, и Гершеле появляются в очерках Гордона. Кроме того, нарратор воображает себе альтернативные маршруты, которые позволят установить связь между конкретными населенными пунктами и еврейским литературным наследием – примером может служить Охримов, место рождения Бергельсона; тем самым Гордон наносит советскую историю на карту еврейских мест и еврейского наследия. В русском переводе очерки названы иначе, без упоминания местечек: например, «Меджибож» по-русски называется «В разрушенной крепости»[241]. В русском варианте не прочитывается именно то, что Гордон хочет написать крупными буквами: сохранность еврейской жизни в еврейских местах.