Музыка из уходящего поезда. Еврейская литература в послереволюционной России

Одной из целей социалистического строительства было построение нового еврея. Например, X. Дунец, критик-еврей из Белоруссии, убитый в 1938 году, в своем выступлении на Первом всесоюзном съезде советских писателей отметил, что из сутулого анемичного болезненного еврея, «штетл луфтменча», должен вырасти здоровый мускулистый героический рабочий [Луппол и др. 1934: 446]. В речи Фефера на Первом съезде подчеркнуто, что луфтменч исчезает из еврейской жизни и литературы. Как писал в брошюре про Биробиджан Бергельсон, «в борьбе за освоение и развитие природных ресурсов этого региона возник новый тип еврея» [Bergelson 1936b: 48]. В пропагандистской литературе, связанной с Биробиджаном, возникают образы чисто выбритых улыбающихся евреев-колхозников с выпирающими мускулами и загорелой кожей, взгляд их устремлен в светлое будущее: в «Шолем ун Хава: Роман ин ферзн» («Шолем и Хава: Роман в стихах») Э. Казакевича – биробиджанской истории любви, опубликованной в 1941 году, нарратор говорит: «И жизнь свою люди живут будущим, ⁄ Потому что “сейчас” не имеет ценности» («ун лебн лебт мен мит дер цукунфт ⁄ Вайл с’хот кейн верт нит дер “ицт”») [Kazakevich 1941: 28]. В романе Казакевича евреи, поселившиеся в тайге, «грубой пищей набивают брюхо, ⁄ и будто блещут неярким огнем» («Мит шверер шпайз дем бойх гезетикт ⁄ Ун ви геглит мит штилн брен») [Kazakevich 1941: 74]. Персонаж «Барг-аруф» Бергельсона выглядит схожим образом: «Его здоровые белые зубы жуют быстро-быстро, мускулы на спине выпирают» («Зайне гезунте вайсе цейн кайен гих-гих, зайне бак-мускулн зайнен онгецойгн») [Bergelson 1936а: 39].

Физически крепкий персонаж художественной литературы, кинематографа и изобразительного искусства 1930-х годов – одна из основ эстетики соцреализма[90]. Самый важный месседж соцреализма – преображение отдельного человека через преображение окружающего мира, покорение природы и победу над классовым врагом. Этот процесс борьбы должен проходить счастливо. В докладе на Первом съезде советских писателей Горький заявил: «Социалистический реализм утверждает бытие как деяние, как творчество, цель которого – непрерывное развитие ценнейших индивидуальных способностей человека ради победы его над силами природы, ради его здоровья и долголетия, ради великого счастья жить на земле» [Луппол и др. 1934: 17]. Бергельсон в своей брошюре описывает Биробиджан как «сцену счастливой борьбы», а в повести «В гору» появляется персонаж Велвл, носящий прозвище «беззаботный счастливчик» («фрейлех хапениш») [Bergelson 1936а: 42]. Велвл испытывает безграничное счастье, участвуя в строительстве нового здания, где коллектив будет праздновать 7 ноября, годовщину революции: «чем выше он поднимался вместе с лесами под жарким солнцем, тем отчетливее ощущал, что все, что он делает, это скорее веселая игра, чем работа» («вое хехер ир инейнем мит ди рештованиес хот зих унтер дер хейсер зун афгехойбн, алц мер хот эр гефилт, аз йеде зах, вое эр тут до из мер а шпилевдике фрейд эйдер ан арбет») [Bergelson 1936а: 42].

Таким образом, произведения Казакевича, Маркиша и Бергельсона в целом были скроены по нарождающимся лекалам социалистического реализма, однако рассматривать их всего лишь как «национальные по форме и социалистические по содержанию» – значит пренебрегать их богатством и сложностью. Сводить, вслед за И. Хоувом, советскую литературу на идише сталинского периода только к тому, что писатели-евреи «вынуждены были» творить исключительно по заказу, исторически неправомерно[91]. Говорить о евреях только как об объектах, а не как об активных участниках советской политики, значит допускать неточность. Как отмечает Гительман, даже до создания Биробиджана Евсекция проводила кампании, которые «проложили путь для нового типа еврейства и еврейскости» [Gitelman 1998а: 6]. Чем выставлять евреев пассивными жертвами советской национальной и культурной политики, правильнее воспользоваться грамматической категорией среднего залога, описывающего, как субъект совершает действие над самим собой. Действия, которые герои Маркиша и Бергельсона совершают над собой, напрямую связаны с обрезанием.

Рана и завет

Советская пропаганда 1920-х и 1930-х годов активно боролась с православными, еврейскими и мусульманскими религиозными институтами и практиками. Основным оружием антирелигиозных кампаний была печать, а также театральные постановки агитпропа. В статье, опубликованной в «Дер апикойрес» («Безбожник») в 1934 году, использована газетная заметка про колхозника, который подрабатывал резником, кантором и моэлем (делал обрезания). К статье, озаглавленной «А гешефт-фирер – а шой-хет-моэл» («Деловой человек – резник-моэль»), прилагалась карикатура, где были изображены все эти занятия (Рис. 1).