Читаем Музыка как судьба полностью

Руслан и открытие «злого начала» «Руслан» — прославление русской государственности, а не только русского характера, обычаев, обрядов и т. д. (Между прочим, «Хованщина» есть в полном смысле слова произведение Мусоргского. Ему принадлежит целиком вызревшая в нем самом мысль, идея этого сочинения, все художественные образы, увиденные, почувствованные и измышленные им.) Фарлаф — швед — Карл ХИ. Наина, Хвин”” — северогерманское, колдовство. [Ратмир — ислам.] Все это не национальное противопоставление конфликта, основа тут не в вере. Дальнейшее развитие темы «злого», фантастического начала. «Ночь на Лысой горе», Лядов — многое, поздний Корсаков: «Кащей», «Китеж», «Петушок». От «Петушка» и «Китежа» (Гришка Кутерьма) нити идут к Шостаковичу, у которого с Корсаковым (также поэтом зла) гораздо больше общего, чем это представляется нашему музыковедению, и по идее, и просто по музыке. Например: Гришка Кутерьма — Задрипанный мужичонок*, шествие из «Золотого петушка» (еще поэтическое появление зла — великаны и карлики — прямое продолжение «Руслана») — середина второй части 8-й симфонии, где поэтическое доведено уже до брутальности, до натурализма. Далее: Стравинский — «Жар-птица», Фокусник и Арап из «Петрушки». Вообще, демоническое, злое исходит из находящегося рядом инорелигиозного начала, что характерно для России — христианской страны, сопредельной со странами ислама. То же наблюдается, например, в искусстве западных славян, сербов, болгар, а с другой стороны, в Испании. В России же это все осложнено и противопоставлением православного, византийского — европейскому, римско-католическому. У Глинки в «Иване Сусанине» — противопоставление национальных стихий: русской и польской. («У одного дышит (слышен) раздольный мотив русской песни, у другого — опрометчивый мотив мазурки» — Гоголь Н. В.®) У Мусоргского в «Борисе» и в «Хованщине» противопоставление русского и европейского (польского и немецкого) лишено собственно национальных черт, а уходит в глубину религиозного сознания. Зло уходит корнями в иноверчество. Романсы Глинки, наряду с симфоническими миниатюрами, — область наивысшего художественного совершенства композитора Здесь — все поэзия, точна и нужна каждая нота и ни одной лишней. Здесь чувствуется еще близость эпохи Моцарта, Пушкина, эпохи предреволюционной, высшее совершенство, гармония, когда дальше уже некуда идти по линии совершенствования. Такое обыкновенно бывает перед крупными историческими потрясениями, которые вызывают к жизни новые формы искусства, которые, в свою очередь, стремятся достигнуть некоего совершенства, и так до бесконечности. Стремление человека навеки запечатлеть себя в произведении искусства, навеки 126

оставить себя, является его ответом на бессознательную, всегда живущую в нем мысль о смерти. 7) Глинка и народное начало Русская песня, Восток, Финляндия, Испания, Украина и др. 8) Глинка — новый этап русской музыки, но не начало ее 9) Глинка. Опера. 1. Героическое: Сусанин, Сабинин, Руслан 2. Комический элемент: Фарлаф 3. Лирические образы: женщины — Антонида, Горислава Марш Черномора — влияние его: Марш Берендея, Трио из «Балета невылупившихся птенцов». Песня «Стрекотунья-белобока». 10) Глинка и вокальный исполнитель Осмысленное пение. Новая русская вокальная школа (О. А. Петров, Петрова-Воробьева). Продолжение этой школы: ученицы Даргомыжского, Л. А. Кармалина, Молас А. Н., Оленина-Д'Альгейм — русская камерная исполнительская школа. 11) Глинка и композиторы его эпохи Алябьев, Варламов, Гурилев, Верстовский. Начало блистательной эпохи русского романса. 12) Почему Глинка плюнул на русскую землю перед отъездом? Образованное общество его приветствовало, например: Пушкин, Жуковский, Гоголь, Вяземский. Царь ходил обнявшись с ним в фойе театра на виду у публики. Царь поручил ему своих певчих. 13) Положение художника в обществе Художник — народ, государство, профессиональная среда. 14) Музыка после Глинки Консерватория, Чайковский, Могучая кучка, Рахманинов, Лядов, Прокофьев, Стравинский И стилизаторские тенденции. Выхолощение традиций, малоплодотворный путь. 15) Простота Глинки (Моцарт, Пушкин) Гармоничность его стиля. О простоте и сложности. Какая простота ценна? О «глубине» искусства. Подмена глубины сложностью. Ценна ли сложность сама по себе? Палестрина и Перголези. От Палестрины осталось громкое имя. От Перголези осталась музыка, живая и теперь. Функция души —щ не рационального, то, чем человек менее всего может управлять. Такая простота часто произносится с эпитетом божественная, необъяснимая, удивительная, вдохновенная, вызывающая восхищение. Только такая простота ценна в искусстве. Вымышленная простота, т.е. нарочитый примитивизм, — такая же манерность, как и нарочитая сложность. Ценна простота только вдохновенная, простота — как откровение, озарение. Подобную простоту нельзя сконструировать, она — результат вдохновения, озарения, откровения. Ее 127

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука