Музыка льда. Осколки

И тихое кружение пальцев по ее позвонкам после того, как все взято и все отдано. Новый день начинал еще одну точку или тире в азбуке Морзе жизни.

Bead, quorum tecta sunt peccata! *

— Нет, ты мне все-таки скажи, почему мой телефон у тебя оказался?!

Они сидят на неудобных сидениях красноярского аэропорта в ожидании рейса, и Виктория уже в который раз начинает допрос Григорьева о том, как забытый ею в номере Леоновой телефон, попал ко второму тренеру.

Миша как-то неправильно уклоняется от точного ответа, то подшучивая, то игнорируя, то переводя на другую тему. Непорядок, скажем прямо.

— Домбровская, отстань ты ради бога! — взмолился Михаил, — Она такая же моя ученица как и твоя. Нужно было зайти, я и зашел. А тут смотрю — разбросанные вещи. Лучше б ты Федотов мозг вынесла на тему того, что написывать сообщения и заниматься рассылкой в ночи — дурной тон. Меня это “бзз-мяу” из мессенджера твоего телефона заколебало сегодня! Чего ему не спится ночами? Женатый же человек! Семейный! Откуда столько энергии, чтобы спам-рассылками заниматься.

Виктории не было смешно и шутки Григорьева ее не развлекали. Она отлично помнила, как в через год после одной олимпиады и за три до другой, когда, правды ради, и без того все шло наперекосяк, стала замечать, что Аля все чаще предпочитает разговаривать совсем не с ней, а зачем-то уединяться с Мишей. Тогда вопросов она не задавала. А потом случился последний старт, прерванный терактом, от которого ее по сути отстранило начальство, сообщив, что Извицкая едет со вторым тренером. А следом Аля ушла. Совсем. Словно забыла все годы, которые были пройдены вместе. Так что теперь Вике совершенно не весело слушать отговорки Григорьева и шуточки по поводу Федотова. Она всего лишь хочет знать, не ждать ли ей очередного исчезновения. Еще раз. Конечно, все по-другому, но терять еще одну ученицу, которой отдано так много, еще раз терять, было сейчас не по силам.

— Миш, я очень боюсь, что она опять сбежит. И боюсь, что ты ей это подскажешь… как Але, — заканчивает тихо женщина.

Григорьев практически присвистывает от такого внезапного откровения:

— То есть это ты все годы считала, что я Альку убедил уйти? Хорошо же ты обо мне думаешь! Ладно… Ладно

Михаил умолкает. Смотрит куда-то сквозь стену терминала. И потом медленно начинает:

— Почему ушла в конце концов Аля, я тебе не скажу. Не спрашивай, — резко мотнул головой, — тебя это не касается. Скажу, что не только твоя вина или вина ее семьи там есть. Хотя, справедливости ради, вы вместе наседали на нее нечеловечески и ей было очень трудно. Однако ж вы всегда наседали. Она привыкла. Но я тебе скажу, что для нее так лучше было. И правильнее. И это не про спорт. И если Мила уйдет, это тоже будет не про спорт. И для нее тоже будет так лучше. Послушай меня, Вика, я это по любви тебе говорю. Иногда лучше, когда у них есть сил уйти. Ты только не называй ее уход “побегом” и не делай из нее предательницу. Влюбленному человеку трудно рядом с тем, кого он любит, если любовь его неответна.

Григорьев всматривается в профиль Вики и кивает каким-то своим мыслям:

— Стало быть для тебя не сюрприз, что девочка переживает? Ну и тем более тогда.

Женщина ерзает в кресле и, морщась, как от боли, произносит:

— Ну, это же не всерьез. Она еще ребенок! Пройдет.

— Во-первых, она уже не ребенок, — довольно резко отвечает Михаил, — А, во-вторых, — вздыхает он, — до конца иногда это и у детей не проходит.

— Ну, и что я могу с этим сделать? — резко оборачивается Домбровская.

Светлые выбившиеся из прически пряди падают Виктории на склоненное лицо и она нервно отбрасывает прядь назад.

— Для начала можно попробовать не целоваться с Ландау посреди катка, — чуть заметно улыбается Григорьев.

— Убью Янниса!

Смех у Мишки легкий, беззаботный, совершенно не вяжущийся с его серьезной внешностью. Очаровательный смех. Только сейчас Вика задумывается над тем, что ее коллега приятный и обаятельный мужчина, в которого можно легко влюбиться. Почему-то за все эти годы, что они работают вместе, ей никогда не приходило в голову, что девочки-спортсменки могут увлекаться не только юными младшими тренерами, пластичным Сашкой, юными тренерами второго эшелона или даже Ильей, но и вот этим немолодым мужчиной.

— Миш, а ты б на моем месте как поступил? — интересуется Вика.

— Будь я на твоем месте, Виктория Робертовна, вся история была бы другой. Просто побереги себя и побереги ее. На то мы и старшие, чтобы защищать детей, я думаю. От них самих тоже, если так получается.

Рейс на Москву объявляют к посадке и Григорьев, подхватив свою сумку и ручную кладь своей спутницы, направляется к выходу в терминал. Их ждет столица, любимая работа, новые преодоления и новые проблемы, куда уж без них.

****

В Красноярске ледовая арена звенит множеством звуков, яркими цветами, переливающимися нарядами фигуристок и смехом юности, спортивной силы, праздника, что выпадет им за сезон раз десять, двенадцать. Все остальное время они на белом, в черном и сером. Рутинно, ежедневно, без права на расслабление и слабость.