Музыка льда. Осколки

Вика медленно и сосредоточенно идет по льду в своих дутых ботинках, оставив Милу бороться с ее страхами. Без коньков она самый неуверенный мире человек, когда оказывается на этой скользкой глади, казалось бы, давно пора привыкнуть перемещаться на катке пешком. Объективно, удобнее и спокойнее, но не надежнее, надежнее — резать замороженную воду острозаточенными ребрами лезвий. Каждый раз, глядя на этот крадущийся шаг Илья бросает все и мчится подать женщине руку. И дело даже не в том, что это теперь его женщина, дело в том, что он совершенно не может смотреть, как она трусит.

Вот и сейчас он отъезжает от Насти на минуту и спешит на помощь. Вика благодарно улыбается, вкладывая свою ладошку в его руку. Становится спокойнее, защещеннее в этом мире льда и постоянной борьбы.

****

Два месяца после олимпиады

Этот день никто и никогда бы из них не запомнил точно, но фотокорреспондент одного и из СМИ запечатлел его для всего мира. И теперь Илья наверняка знал, когда королева впервые снизошла до него. И, что уж скрывать, он сохранил эти фото в архиве. Под паролем. В самой неожиданной папке. Он стеснялся своей сентиментальности и прятался даже от Виктории с этими дурацкими фоточками.

Тогда они учились принимать неизбежное: горечь и боль поражения одной любимицы и радость другой, учились смиряться, что в мире есть что-то, что невозможно отменить никакими внешними желаниями и волевыми усилиями. Они привыкали, что иногда борьба — даже не путь в сторону победы или попытка отложить поражение. Иногда борьба была просто борьбой, чтобы потом сказать себе, что ты делал то, что мог, чтобы получить то, что в любом случае получил бы. Над ними витало непростое время, которое должно было превратиться в еще более сложное. Неизбежно.

В потери еще не хотелось верить, но они уже были осязаемыми. Шла фаза торга с судьбой, ща которой последует депрессия, а позже — принятие.

Новая программа Иришки — работа над постановкой в два голоса, две пары глаз, четыре ноги и четыре руки. Они с Викторией хором и по очереди показывали девушке движения, начисто забыв, что за бортиком пристроился человек с телевиком.

Почему она это сделала даже сама Вика не могла сказать, более того, она с удивлением смотрела на вышедшие в свет фото, потом на Илью, потом снова на фото. И лишь через несколько минут произнесла:

— А с чего я в тебя так вцепилась?

Он понятия не имел “с чего” она в него “вцепилась”, но остро, пронзительно, до самой сердцевины души ощутил эту тонкую руку, крепко держащую его за запястье и слушал, как бьется его пульс отталкиваясь от подушечек ее пальцев. Несколько секунд. И их хватило, чтоб он, не задумываясь вложил свое сердце в ее ладонь. Лишь бы она продолжала держаться за него. Ни на что не рассчитывая. И ничего не желая взамен.

И когда в тот день она говорила по телефону с мамой, а кисть лежала так близко и спокойно в одном движении от его пальцев, стучащих по клавишам ноутбука, все время приходилось останавливать себя от желания накрыть ее узкую ладошку своей рукой, давая тепло и силу на эти мучительные и неотменяемые разговоры.

Во всем было предощущение конца прежней жизни. И никто из них не понимал, что открывается окно в жизнь новую, а неизбежные потери — это шаг, без которого новая жизнь просто не начнется. Жертва старого новому.

****

Виктория почти добрела до выхода со льда, когда услышала очень характерный звук приземления и выезда, так звучали коньки только у Милки. Она вообще могла, стоя спиной, определить, кто из ее спортсменов сделал прыжок. И это был именно Милин выезд.

Под острым углом к бортику пред ее взор подкатывается ее взрослая уже девочка со счастливой улыбкой и все, что остается сказать женщине:

— Ну что, Леонова, могЕшь!

Девушка смеется заливисто и так легко, как давно уже не смеялась:

— Не могЕшь! а мОгешь! Виктория Робертовна.

И на мгновение на катке становится не только очень светло, но и особенно тепло. У них снова есть общее счастье, в котором никогда не было никому больше места.

Но вызволиться было невозможно, настолько прочно влипли их крыла

— Вика, у нас единственный нормальный выходной выдается за бог знает сколько времени и следующий непонятно когда появится, — Илья называл ее Вика в личном общении только тогда, когда сильно сердился именно на нее, так что сейчас они полноценно ругались, судя по всему, — И где ты хочешь его провести? Может, дома? Может, на хорошей прогулке? Нет, ты хочешь свалить на осторылевший всем нам за это время каток! Дай ты нам всем отдохнуть, а себе прежде всего! У девочек этап за этапом!