И она ест. Во-первых, он прав; а во-вторых, ну, есть же тоже когда-то надо. А мужчина любуется тем, как склоняется над тарелкой светлая голова, дуют на ложку с горячей кашей полные губы, покрытые розовым блеском, даже тем, как она жует. Не то, чтобы у Ильи не было до этой ледяной блондинки женщин, которыми он очаровывался всерьез. Его тонкая эмоциональная натура жила фейерверками чувств всех видов, напивалась ими и отдавала потом эту энергию в творческий процесс, хоть катания на льду, хоть, как сейчас, в постановки программ. Илья Сергеевич любил любить женщин. Ему в принципе нравилось то эмоциональное состояние, которое дает очарованность человеком. В нем жил огонь, питающийся прелестью противоположного пола. И не умей Ландау так эффективно сублимировать этот пожар в творчество, к своим тридцати с небольшим плюсом превратился бы в унылого бабника.
Но эта тоненькая стальная богиня с лучистым взглядом, когда она улыбается, и металлом в зеленых, как медь, долго пролежавшая в каком-нибудь хранилище-склепе, глазах, когда настаивает на своем, была совершенно особенной формой очарования. “Эталон женщины для палаты мер и весов” сказал бы его папа, если бы мог познакомиться с ней.
— Все, я доела, Илюш! Давай уже закончим с нашей проблемой, — говорит Вика, отодвигая тарелку, — каша вкусная, спасибо.
— Да, о чем тут говорить, Эр? Я психанул. Но я дико испугался. Третий час ночи, тебя нет, телефон молчит. У меня мир кончился! Прости, что так ушел, нехорошо вышло, — вздох раскаяния закругляет его эмоциональную речь.
Женщина задумчиво внимает раскаянию по другую сторону ее рабочего стола, куда отодвинута пустая тарелка. Тихо кивает головой:
— В этом-то и проблема, — наконец говорит она, — Такое будет повторяться. Рано или поздно. И все чаще и чаще со временем, не так ли?
Молодой человек хочет что-то возразить, но она лишь коротко взмахивает рукой, словно отметая его возражения.
— Будет, Илюшенька, обязательно. Я же даже не говорю, что ты не имеешь права. Все дело в том, что право ты имеешь. Но я… Я такое серьезное отношение не вывезу. Знаешь, чем я вчера занималась до трех ночи.
— Ты же говорила, что кого-то подвозила домой? Милку, наверное, — как-то неопределенно отвечает Ландау.
— Верно, подвозила, но не Милку, а одного очень старого знакомого, который не мог ехать сам, потому что был пьян и отказывался вызывать такси.
Илья понимающе кивает. Вчера в пике своих эмоций он абсолютно верно охарактеризовал себя "охрененно понимающим" человеком во всем, что касалось ее нужд и интересов.
— Я действительно забыла телефон и не слышала твоих звонков, но, и это важно, я и сама не вспомнила о том, что тебе бы надо позвонить. И тот факт, что телефона нет в сумке я заметила только сегодня утром и не потому, что хотела перед тобой извинится, а потому что нужно было решить рабочий вопрос. Илюш, я не буду другой! Вся моя жизнь — вот про это: лед, фигуристы, снова лед, старты. Все остальное — по остаточному принципу. Легче со мной не будет. Я легче не буду!
— Я не понимаю, — морщится Илья, — ты мне сейчас даешь отставку? Из-за одной ссоры?
Женщина бессильно вздыхает:
— Нет, но я хочу, чтобы ты всерьез подумал о том, что я сейчас скажу. Я взрослая женщина, об этом неприятно думать, но совсем скоро про меня будут говорить “пожилая”. Я вряд ли уже что-то изменю в своей жизни: я буду работать всегда тренером, буду мотаться в Японию при каждой возможности к дочери, буду забывать, пренебрегать, не замечать твоих нужд и интересов, потом что что-то или кто-то всегда будет важнее. Я, банально, уже не рожу тебе ребенка. А дети — это настоящее чудо. И ты будешь прекрасным отцом.
Илья вскидывает голову:
— Меня мать в 45 родила. Сейчас куча возможностей не рожать самой. Я не вижу препятствий…
Вика усмехается:
— Да какая из меня мать, ей богу?! У меня половина года в разъездах, когда меняются страны и континенты будто в калейдоскопе, чемоданы распаковываются дома, чтобы запаковать новый комплект одежды. А вторую я провожу, пытаясь вникнуть, у кого костюмы не пошиты к сроку, кто успел руки-ноги переломать, кому надо срочно поменять график, чтоб поместить репетитора по английскому, а кого срочно отправить на операцию в Израиль или Германию, и так без конца. Сюда никак не вписываются бессонные ночи с грудным младенцем, режущиеся зубки, гормональные бури и все остальные прелести материнства. В такие игры надо играть, пока есть молодость, столь мало ценимая людьми.
— С Никой же получалось! — уверенно произнес мужчина.
— С Никой я была почти на 20 лет моложе. И да, мне повезло, что она полюбила фигурное катание, а то ничего бы с ней и не получилось. Я б ее при свете дня даже не видела большую часть ее жизни. И это еще одна важная причина, почему дети — не про меня!
Илья встряхнул головой, словно пытаясь разогнать морок:
— Я совершенно перестал понимать, куда ты ведешь беседу. При чем тут дети, которых пока никто вроде не планировал? Разве я от тебя чего-то требую в этом вопросе? Ты мне скажи, ты просто не хочешь больше, чтобы я был рядом? Ты меня разлюбила, я правильно понимаю?