В последние годы чиновники очень полюбили связывать свои жизни со спортсменками, особенно бывшими, и, кажется на этом основании полагали, что входят в мир спорта с полным правом. У Домбровской было свое мнение на счет и таких браков, и вмешательства новоиспеченных сопричастных.
Федотов морщится:
— Не пошли, Вика!
— Да, Вань, в нашем поле, блин, и так каждый суслик — агроном! Ну, пусть твой глава у своей разлюбезной супруги спросит, каково это — кататься на ответственном старте с температурой 38 и 6. Обойдутся они распрекрасно Радой! — Домбровская встряхивает кудрями и переводит тему, — Что еще на повестке?
— Да тут еще родители забузили, что рекламные контракты идут не действующим спортсменам, у которых огромные затраты, а девочкам, которые из спорта ушли. И как-то они дружно завозмущались! — Иван Владимирович внимательно посмотрел на старшего тренера, — У вас там никаких конфликтов нет?
Виктория склонила голову, чуть задумалась:
— Нет, ничего такого. После весеннего обострения имени Мары все тихо.
Этот эпический скандал они надолго запомнят. Вика видела как почти из ничего девчонку закрутило в штопор эмоций и молнии залетали сначала над катком, а когда с него выпроводили, прямо в раздевалке и дальше коридоре. Девушка орала, что они задолбалась объезжать малолеток, которые ничего не могут и не умеют, но трутся тут же. Что она — не пособие для малышни. Не для того она рвет жилы на стартах, чтобы селедкой в бочке тереться на льду с мелкотой!
Ну что же тут скажешь. Нашла много пустого льда и флаг ей в руки. Пусть попробует на этом льду получить результаты, которые у нее были, пока она терлась “селедкой в бочке” о малышню.
В глубине души было жалко терять такую гармоничную и легкую на льду фигуристку. Но прощать истерики было не в правилах “Сапфирового”, а уж Вика и вовсе не терпела такого поведения от своих подопечных, так что возвращение, случись оно, хоть тогда, хоть сейчас, хоть позже в любом случае для спортсменки простым не будет. Уж Виктория Робертовна протащит ее через весь доступный ей ад. Исключительно в воспитательных целях. Будет внимания барышне до тошноты!
— Ты, в общем, оглядись внимательно что и как, — сообщил администратор, — То ли нам извне воду мутят, то ли какой-то конфликт не видим. Я немножко короны им причесал, но если будет повторяться, то надо будет что-то решать в корне.
Да уж, вот вам и все, что нужно знать о тренерской работе: воспитай детей, а в оставшееся время воспитай родителей этих детей, чтобы помнили, кто в этом доме хозяин и кого надо слушать.
Женщина кивает в знак согласия, и они идут дальше по пунктам утренней повестки, больше ругаясь, чем соглашаясь, но худо-бедно находя компромиссы.
****
Утренний лед почти закончился, но она все-таки успевает заглянуть на последние полчаса, просто убедиться, что все живы, здоровы, никто новый не слег с неозвучиваемым вслух гриппом.
Илья у самого выхода на лед что-то объясняет Вите Осадчему про положение рук. Ставит и поворачивает кисти. У мальчика не получается и Ландау повторяет всю процедуру снова.
Вика подходит к бортику со словами:
— Илья Сергеевич, да вы просто покажите, Виктор отлично запоминает то, что видит, — протягивая руку через бортик, треплет светлую мальчишескую шевелюру.
— Виктория Робертовна, а Илья Сергеевич не может показать. Он вчера упал неудачно, — поясняет Осадчий странное поведение хореографа.
Тут Ландау меняет положение и все, что может сказать Виктория: “Охх!”. От рассеченной нижней губы зацветает гематома до самого подбородка.
— Что ты ему объясняешь? — в итоге находится женщина, глядя на побитое, это без сомнений, лицо молодого помощника.
— Положение руки во вращении. Работа с кистью, — произносит Ландау.
— Вить, покажи, в каком вращении, — просит Виктория.
Внимательно наблюдает, что делает мальчик и по окончании парой коротких фраз, сопровождаемых жестом, отправляющим кисть в полет во время оборотов вокруг своей оси, доносит до ребенка нужную информацию.
После того, как Витька уезжает ближе к центру репетировать новое положение рук, Вика сосредоточивает внимание на хореографе. Смотрит молча, долго, оценивая масштаб повреждений.
Вряд ли его серьезно били, скорее профилактически вмазали и оставили в покое, решает в конце концов Домбровская.
Пока она, сложив на груди руки, вглядывается в одного из своих напарников, неспешно подъезжает второй с “удочкой” наперевес.
— Красиво, — в конце концов произносит Виктория, — И как же тебя угораздило?
В голове крутится мысль, что в какой-то распивочной ему накостыляли за борзость и именно поэтому он помчался к Радке, которая, возможно, жила просто ближе всех. Такая мысль хоть как-то успокаивает сквозняк в душе, поселившийся с той минуты, когда она услышала голос бывшей спортсменки в трубке телефона. Григорьев останавливается рядом и тоже с интересом разглядывает избитую физиономию молодого человека.
— Я упал, — упрямо повторяет Илья.
— Ага, и, падая, ребрами свалился на комод, да? — подсказывает Домбровская.
— Да! — упрямо врет Ланди.