Музыка льда. Осколки

— Надо что-то делать! — нервно замечает единственная дама их трио, — Кто-то может починить брюки в ближайшие день-два, интересно?

Илья продолжает вертеть штаны Никиты в руках:

— Попробую в костюмерную Большого сходить. У мамы там подруга была, может, поможет, хоть советом.

Он сворачивает ткань и засовывает в сумку. Поднимает вопросительный взгляд на коллег и произносит:

— И что у нас на повестке?

— Камеры наблюдения, — спокойно констатирует Григорьев. Втроем они направляются в службу охраны.

Через 40 минут входят озадаченные и молчаливые.

— Ну, и что мы по этом поводу думаем? — наконец произносит Ландау.

Виктория молчит. Григорьев после длинной паузы произносит только одно слово:

— Хреново!

— Будем выяснять после этапа, — наконец решает Домбровская.

Через час тренировка на льду. Всем нужно успокоиться и прийти в рабочем настроении на занятие.

****

На катке, куда Домбровская приходит как обычно немного после начала, чтобы сразу войти в рабочий ритм, не дожидаясь окончания раскатки спортсменов, царит вполне рабочая атмосфера разминки. Шнурует коньки, поглядывая на лед, отмечает, кому и что надо сказать.

Милка сегодня утеплилась. Вместо тренировочной футболки на ней темный свитер. Можно понять, скоростей-то толком нет пока. И по льду едет неспешно. Лишь бы снова спина не дала себя знать.

Лиля опять торопится. Да что же делать-то?! Меньше чем через неделю выступление, а у нее одно и то же.

— Лильк, связку сначала под мой счёт! — Виктория встаёт возле девочки и с оттяжкой начинает отсчитывать ритм. Раз, пауза, два, три.

С шестой попытки наконец-то получается что-то похожее на желаемый результат.

Илья следит, как Маша Максимова выкатывает дорожку, напоминая то и дело, куда должен быть направлен взгляд в каждом движении. Девушка все время пытается зацепиться глазами за ледяную гладь, растеряв половину плюсов за представление.

Заканчивает первый круг между спортсменами, Домбровская подъезжает к Леоновой. Щеки девушки горят румянцем, взгляд блестит.

Я смотрю ты сегодня по-зимнему, — подшучивает наставница, намекая на свитер.

Девушка смущается и пытается стянуть свитер со словами:

— Я что-то замерзла. Сейчас!

Виктория хватает ее за руку, чтобы остановить.

Ладонь горячая, как огонь. Да и румянец, если посмотреть, вовсе не от разогрева на тренировке.

— Да у тебя, похоже, температура, Милк?!

Женщина подъезжает вплотную, берется обеими руками за лицо и притягивает голову Леоновой ближе. Прохладные губы, ещё более холодные от ментолового бальзама прикасаются ко лбу.

Девушка абсолютно обмякает, почти приваливаясь к телу тренера, впитывая это легкое прикосновение, как жаждущий в пустыне капли дождя на иссушенные губы.

Она и правда горит вся.

— Домой, Милк! — объявляет Вика, — я тебя отвезу.

Спортсменка пытается отказаться, понимая, что тренировка перед очередным этапом — это неотлагаемое и неотменяемое мероприятие. Даже смерть не может быть уважительной причиной, чтобы старший тренер на ней не присутствовал.

— Я на такси, Виктория Робертовна.

Попробовать сказать, что поедешь на своей машине бессмысленно, тренер ее в таком состоянии попросту не пустит за руль.

— Какой таксист, увидев тебя, куда-то повезет? Они от здоровых то при любом чихе шарахаются сейчас. Переодевайся. Жду на стоянке, — сообщает Вика и уезжает предупредить Григорьева и Ландау.

****

В машине тренер и спортсменка едут в полной тишине. Мила прикрыла тяжёлые от жара веки. Только лёгкий гул мотора наполняет хоть каким-то звуком салон.

— Вот и все, Виктория Робертовна, — не открывая глаз, говорит девушка.

Домбровская отрывается взглядом от дорожного полотна, скашивает карие глаза на заострившийся болезнью профиль ученицы.

— Ты это о чём? — задаёт она вопрос.

— Фигуристки Леоновой больше нет, — так же спокойно, не открывая глаз, отвечает Мила.

— Это у тебя от температуры такие мысли, надеюсь? — резко отвечает Вика.

— Да неважно уже!

Голос девушки смешивается с густеющим вечером. Все ещё видны алые губы, которые едва шевелятся, когда она говорит:

— Интересно, почему вы меня не вышвырнули, когда всем стало плевать?

И снова тишина. Автомобиль ворчит мотором. Мила приоткрывает глаза. Тонкий профиль Вики на фоне пробегающей за окном Москвы. Женщина молчит и, кажется, не собирается отвечать. Медведева снова закрывает глаза, даже движение улицы вызывает резь в зрачках. И тихо продолжает:

— Мне приятно думать, что я вам небезразлична.

Снова тишина. И после опять голос девушки:

— Виктория Робертовна, а у вас есть любимые стихи о любви? Свои я вам показала же…

Кажется, что ответа опять не будет, но вдруг девушка слышит тихим, чуть надтреснутым, давно знакомым голосом:

— Therefore like her I sometime hold my tongue,

Because I would not dull you with my song.*

— Это откуда? — спрашивает Мила, силясь вспомнить какую-нибудь песню, где звучит эта фраза.

Вика чуть заметно улыбается и, подшучивая над ученицей, говорит:

— Не только ты, Леонова, читаешь классику. Это 102 сонет Шекспира. В переводе тоже есть. И тоже красиво.

— Я найду, — соглашается с невысказанным предложением Милка.