Музыка лунного света

Мадам Жильбер привлекла к себе его голову, коснувшись губами его уха; помада у нее размазалась от его поцелуев. А потом она зашептала, чтó она вообразит, и, пока она говорила, он закрыл глаза, а она все не умолкала и не умолкала, и он прижался к ней всем телом и проник в нее, а пока она продолжала в красках описывать свое возбуждение, он кончил во второй раз.

Потом Жанреми подбирал свою одежду, последнее: шлем и шейную косынку — он нашел на террасе возле шезлонга. Кубики льда в ее бокале растаяли и окрасили апельсиновый сок в молочный оттенок.

Когда он склонился к мадам Жильбер, чтобы поцеловать ее на прощанье, она сказала:

— Кстати, сегодня мы отмечаем годовщину свадьбы. Мой муж решил отпраздновать двадцатитрехлетие совместной жизни в «Ар Мор». Оставь нам столик, шери.

Она посмотрела на него непроницаемыми светлыми глазами, круглыми, как шарики для игры в «мрамор», и холодными, как море.

На обратном пути в Кердрюк Жанреми поднял защитный экран шлема. Теперь, когда на глазах у него выступили слезы, он мог не сомневаться, что это от ветра. Ветер, который все изглаживал из памяти и уносил прочь, даже слезы.

Он приехал в «Ар Мор» и прошел мимо Лорин, раскладывавшей на столах приборы к ужину, стараясь не смотреть ей в глаза.

Она негромко окликнула его:

— Жанреми?! Марианна исчезла! По телевизору показали ее мужа, он ее ищет, и сейчас она, наверное, возвращается к нему, Жанреми… Что случилось? Ты плачешь?

Лорин с озабоченным видом сделала шаг к нему.

Жанреми отшатнулся, ведь от него все еще исходил запах секса: духов мадам Жильбер и ее гениталий, к которым он приникал ртом.

Жанреми поспешно скрылся от Лорин за массивным кухонным столом, вымыл над раковиной руки и лицо и сделал вид, будто читает заказы в ресторанной книге.

— Жильберы приедут на ужин, — сказал он, — они заказали столик. Они сегодня отмечают годовщину свадьбы. Надо поставить им букет.

Лорин изумленно воззрилась на него.

— Он только что звонил, — прошептала она.

— Да, я его случайно встретил по дороге, — торопливо пояснил Жанреми. — Значит, он решил для верности еще позвонить.

— Жанреми, мсье Жильбер звонил из парижского аэропорта, — произнесла она голосом хрупким, как тонкое стекло.

После долгого молчания он понял, что Лорин стало ясно: этот вечер он провел у мадам Жильбер.

— Ну что, теперь тебе стоит заплакать, — сказала официантка.

«Пожалуйста, не надо, — безмолвно взмолился Жанреми, — не надо».

И только когда Лорин ушла, он осознал, что, проникая между ляжками мадам Жильбер, потерял сразу двух женщин: Лорин и Марианну.

Жанреми ушел в холодильную камеру, закрыл за собой дверь, разразился проклятиями, сыпал ругательствами, пока не расплакался, и ронял злые слезы на письма, которые написал Лорин, но так и не отослал.

33

Спотыкаясь, она проковыляла четыре километра по шоссе, пока не поняла, что идет не в направлении моря. Она застыла на перекрестке: стрелка направо указывала на Понт-Авен, налево — на Конкарно. Марианна поставила чемодан на землю, села на него и опустила голову на руки. Ей было трудно дышать от боли. Наконец она подняла большой палец, прибегнув ко всем понятному знаку беглецов, одиноких, тех, у кого больше нет сил идти.

Никто не останавливался. Некоторые сигналили. Дрожа, Марианна выше подняла большой палец в пустоту.

Наконец рядом с ней затормозил желтый «рено-кангу». Белокурая женщина с локонами до плеч открыла перед ней дверцу. Марианна пристально вгляделась ей в лицо: вдруг она решила ее подбросить только потому, что видела сюжет в новостях?

Женщина назвалась Аделой Бреливе из Конкарно. «Je m’appelle…»[142] — начала было Марианна и осеклась. Разыскивается Марианна Мессман. Значит, настоящее имя упоминать нельзя. Кроме того, ее раздражала улыбка этой женщины: она словно скалила зубы, и глаза у нее при этом оставались холодными.

— Je m’appelle Maïwenn[143].

— А! Майвенн? Интересное имя, из двух частей: «Мария» и «белая». Белая Мария, — трещала Адела. — Кстати, могу вам сказать, мое имя тоже кое-что означает: «Адела» — это «любовь». — Адела визгливо захихикала.

Все двадцать минут она болтала без умолку, а мимо Марианны пролетали бретонские пейзажи, круговые перекрестки, красно-белые таблички с названиями мест. Слезы неудержимо катились по ее щекам.

Янн. Янн! Ее пронзала боль, как будто ей ампутировали грудь без наркоза.

Адела стрекотала и стрекотала, а Марианна беззвучно плакала.

Наконец они добрались до Конкарно.

Когда они остановились у светофора на рыночной площади возле торговых рядов, Адела через Марианну дотянулась до дверцы, открыла и пожелала ей счастливого пути. Это прозвучало издевательски. Марианна вышла, с трудом вытащила чемодан, и желтый «кангу» унесся прочь.

Марианна еще раз повернулась на месте.

«Ну и куда? Куда мне теперь идти?»

Тут она заметила стаю воронов, устремившихся с берегов Атлантики в сторону материка. Паскаль называла их знаками. Марианна двинулась за ними.