Музыка лунного света

— Интересно, а моя жена тоже так думает? Что меня не интересует, что она чувствует? Вы думаете, что мы, мужчины, не склонны видеть в женщинах женщин?

— У вас есть машина? — вместо этого спросила она.

Писатель кивнул.

— Тогда отвезите меня в Кердрюк.

34

Вернувшись из Конкарно, она застала свою комнату такой же, какой ее оставила: с неубранной постелью, с открытым шкафом, с розами в вазе. Не хватало только Янна. На подушке еще виднелся отпечаток его головы.

Открывавшийся из ее окна вид на причал, на старинные крестьянские дома, на цветные лодки, на тихо колеблющуюся реку, впадающую в море, был таким же, что и в первый раз: столь завораживающе прекрасным, что остальной мир по сравнению с ним непоправимо меркнул.

Марианна снова разобрала громоздкий чемодан, пошла в кухню к Жанреми, повязала передник и как ни в чем не бывало стала замешивать тесто для французских и бретонских блинов.

Жанреми какое-то время смотрел на нее, открыв рот от удивления, а потом засиял.

Войдя в кухню, Женевьев поглядела на Марианну испытующим взглядом.

— Bienvenue… encore[144], — сказала Женевьев Эколлье. — Немалый же путь прошли, чтобы оказаться у нас, на краю света, — заключила она.

— И хочу тут остаться, — ответила Марианна.

— Отлично. Шампанского?

Марианна кивнула. Когда они чокнулись, она произнесла:

— Можно угробить полжизни, просто глядя на человека, который унижал тебя день за днем.

— Это очень по-женски, — помолчав, заметила Женевьев. — Мы видим в этом проявление смелости.

— Когда считаем чью-то жизнь важнее собственной?

— Да. Это рефлекс. Как у двенадцатилетней девочки, которой семья велит знать свое место и, самое главное, никому не мешать, вовремя накрывать отцу на стол и убирать грязную посуду, и вот она хорошо себя ведет и ждет, когда ее полюбят.

— Глупость какая.

— Но вы ведь не всегда так думали, правда? Вы раньше тоже вели себя глупо и сами этого не замечали. Уважали только других и их желания, а себя и в грош не ставили.

Марианна подумала о Лотаре и кивнула.

— Вы очень изменились, — прервала Женевьев Эколлье течение ее мыслей.

— Люди никогда не меняются! — горячо возразила Марианна. — Мы просто забываем себя, какие мы есть. А когда вновь открываем, то думаем, будто изменились. Но это не так. Мечты нельзя изменить, их можно только притупить, заглушить, убить. А из некоторых получаются превосходные убийцы.

— Вы воскресили свои мечты, мадам Ланс?

— Некоторые свои мечты я пока не нашла, — прошептала Марианна. «И ту часть души, которая осмелилась бы эту мечту принять. О Янн, прости меня. Прости».

— А где, собственно, Лорин? — спросила она, пытаясь вернуть самообладание.

— На собеседовании. В Розбра.

— Что? Как это?

Женевьев поджала губы и вышла из кухни. Марианна нашла Жанреми у задней двери. Он курил марихуану. Она стала перед ним, уперев руки в бока.

— Что. Ты. Наделал? — С каждым словом градус ее гнева все рос и рос.

Жанреми выпустил колечко дыма.

— Переспал с другой женщиной, — подчеркнуто небрежно ответил он. — Так лучше. Я не создан быть с одной женщиной. Тем более с такой, как Лорин.

Марианна размахнулась и дала повару звонкую пощечину, выбив у него из руки косяк.

Лицо у него исказилось от подавляемой ярости. Потом он снова поднял косяк, скрыв недовольство за непроницаемой миной.

— У Янна Гаме вид тоже был не особенно счастливый, когда ты ушла.

Марианна устало опустилась рядом с Жанреми на каменные ступени.

— Знаете, Марианна, что делают мужчины, когда им плохо? Они пьют. Они спят с другими женщинами, если, несмотря на всю боль и отчаяние, у них еще стоит. А потом ждут, что будет лучше.

Жанреми протянул Марианне косяк. Та неглубоко затянулась. И еще раз, уже глубже.

— Merde, — уныло сказала она.

— Ya, — согласился Жанреми.

35

Напряжение, злость на Жанреми, муки неразделенной любви — все это окрасило щеки Лорин горячим румянцем. Передавая Алену Пуатье первоклассный отзыв, который с непроницаемым лицом выдала ей Женевьев, официантка опустила взгляд.

Когда Жанреми разоблачил себя, ее охватило чувство, будто с ней произошел несчастный случай, после которого ей ампутировали душу. И кровотечение не прекращалось.

Ален недоверчиво разглядывал ее.

— Мадемуазель… Вы же несколько лет проработали в «Ар Мор», я не ошибаюсь?..

— Конечно, вы же знаете, мсье Пуатье. А я знаю, что вам принадлежит ресторан в Розбра. Что вы конкурент мадам Эколлье. Что вы постоянно осложняете ей жизнь. Но я хотела оттуда уйти, и вот теперь я здесь.

Алена поразила честность и безыскусная простота Лорин.

— Это она… она так говорит? Что я осложняю ей жизнь?

— Она ничего про вас не говорит, мсье. Ни плохого, ни хорошего. Ничего.

Ален не ожидал, что слова Лорин так его заденут.

Геновева… Это было так давно. Но в его воспоминаниях это случилось будто вчера.

Он влюбился в Женевьев Эколлье с первого взгляда. Ей было двадцать пять, Алену — двадцать восемь, и душным, жарким летним днем она поразила его в самое сердце, заставив забыть обо всех прежних желаниях, стремлениях, мечтах.

Тем летним днем Женевьев Эколлье праздновала свою помолвку. С братом Алена Робером.