Музыка лунного света

И вот наконец Марианна держала в руках младенца. Она бросила взгляд на часы: пять минут шестого. Ребенок был весь в крови, скользкий, в липких желтых экскрементах. Она осторожно, едва прикасаясь, отерла его стерильными полотенцами и взяла у Янна верхнюю рубаху, сохранившую тепло его тела, чтобы завернуть в нее новорожденного.

— Это jeune fille, девочка, — прошептала она на ухо Клодин. Та тяжело привалилась к Лотару.

— Ребенок не закричал, — пробормотал Янн.

Марианна погладила девочку по спинке, потерла ей ступни. Ничего. Ни звука.

«Ну, давай же, давай! Закричи!»

— Что случилось? — тихо спросила Марианна у девочки. — Ты не хочешь? Жизнь прекрасна, ты будешь любить, и тебя будут любить, ты научишься смеяться…

— Я опоздала? — В кухню ворвалась Грета в кокетливой рубашечке, поверх которой она набросила тельняшку и куртку Симона.

— Ребенок не закричал, а у меня все руки заняты, некому перевязать пуповину.

— Что с моим ребенком? ЧТО С МОИМ РЕБЕНКОМ?

Клодин укусила Лотара за руку, и он в испуге ее выпустил.

— Надо же, герои тут собрались, — промурлыкала Грета и нежно ущипнула младенца за ушко.

Ребенок не закричал.

Клодин безумным взором уставилась на Марианну. Она приподнялась на локтях, и из ее лона хлынул поток крови и околоплодных вод.

Грета тотчас же подняла повыше пуповину и надавила на пупок Клодин. Взгляд Марианны упал на камешек Сидони. Она схватила его, разжала крошечный кулачок малышки и осторожно втолкнула его в ладошку. Марианна почувствовала, как в маленьком тельце что-то сильно, но беззвучно напряглось и расслабилось, наконец высвобождаясь, вроде недавних всполохов на небе. «Сидони? — вопросила Марианна. — Это ты?»

Легкие девочки наполнились воздухом, щечки окрасились румянцем, и внезапно она издала громкий, ликующий крик.

За окном прогрохотал мощный раскат грома.

Мужчины облегченно рассмеялись, а Марианна приложила девочку к материнской груди. Молодая француженка нежно ее обняла, а во взгляде ее читались удивление, благодарность и стыд.

Грета сорвала бантик со своей ночной рубашки и в двух местах перевязала им пуповину, пока Марианна перерезала стерильными перевязочными ножницами питающий младенца канатик. Завтра она зароет пуповину под цветущим кустом. На всякий случай.

Лицо Клодин постепенно порозовело, и Марианна встала, чтобы подать ей стакан холодной воды, пока Грета останавливала кровь при помощи зажима для пуповины. Внезапно Марианна ощутила бесконечную усталость. Событий одного этого дня вполне хватило бы и на несколько лет. Богини показали ей, что жизнь и смерть могут случиться в один день и зачастую их трудно отличить друг от друга.

В кухню вбежала бригада санитаров. Наконец-то!

Марианна взяла рюмку коньяка, выпила половину, а половину протянула Грете. Та выпила остаток.

Марианна посмотрела на Лотара и перевела взгляд на Янна. Оба они стояли с таким видом, словно чего-то от нее ждут.

Янн первым вышел из оцепенения, надел куртку поверх майки, нежно поцеловал Марианну в лоб и прошептал: «Je t’aime».

Лотар снял галстук, расстегнул воротник рубашки и спросил:

— Мне уйти? И больше не возвращаться?

— Как будто именно сейчас это важно! — проворчала Грета так тихо, что почти никто ее не слышал.

— Лотар, иди лучше спать, — утомленно произнесла Марианна.

— Я тебя больше не узнаю, — откликнулся Лотар.

«Я тоже себя не узнаю», — подумала она.

— Но хотел бы понять, кто ты, — сказал он тихо. Умоляюще. Когда Марианна не ответила, он бережно погладил ее по щеке и ушел.

— Интересно, кто такой Виктор, — помолчав, промолвила Марианна.

Услышав это имя, Клодин испуганно привстала. Марианна различила в ее взгляде немую мольбу и замолчала.

Оказав Клодин помощь, врач подошел к Марианне и пожал ей руку:

— Bon travail, madame[157].

Потом он извлек лист бумаги и стал вносить в графы все данные: дату и место рождения, имена присутствующих. Отец?

— Неизвестен, — твердо сказала Марианна.

Врач обернулся к Клодин:

— Это правда?

Та кивнула с широко открытыми глазами.

— Вы уже выбрали имя, мадемуазель?

— Анна-Мари, — прошептала Клодин и улыбнулась Марианне.

Камешек Сидони покоился между тяжелых грудей Клодин, возле самого личика девочки. Этот камень был первым, что увидела Анна-Мари, когда распахнула глаза.

У каменного парапета в Розбра по-прежнему стояла молодая женщина.

Она ощущала свое одиночество остро, но без всякой грусти. Лорин осознала, что никогда не будет трагически одинокой, пока сможет сделать хотя бы шаг. Однако она оставила этот шаг про запас, еще не зная, к кому она его сделает. Пусть жизнь принимает решения за нее, она не отберет у нее способность ходить.

Когда Падриг подъехал к ней на «пежо», она все еще глядела в сторону Кердрюка. Падриг посадил ее в машину и отвез туда, где ее ожидали неподаренные цветы и непрочитанные письма.

45

Гроза родила сияюще-яркий день.