Музыка ночи

«АНГЕЛЫ (ANGELS) – философы алхимические нередко давали имя сие Летучему Веществу своего Камня. И говорили тогда, что тело их насыщается духом, и что не преуспеть никогда в осуществлении Великого Деяния, покуда не облечь телесностью дух и не вдохнуть дух в тела. Таково действие есть философическая сублимация, и ведомо наперед то, что никогда твердому веществу не претерпеть возгонки без содействия летучего».

«УГОЛ (ANGLE) – та вещь, что имеет три угла, термин Гермесовой науки[53]. Философы говорят, что их Материя, или Философская Ртуть[54], есть субстанция, три угла имеющая по отношению к веществу, из коего она состоит, четыре по отношению к своему качеству, и два по отношению к своей материи, в то время как в корне своем она есть едина. Сии три угла суть соль, сульфур и ртуть; четыре – суть стихии[55]; две – суть твердое и летучее; а одна есть удаленная материя или хаос, из коего все произведено».

Последнее – «хаос, из коего все произведено» — подчеркнуто заметно жирней и энергичней, хотя смысла из фразы я почерпнул не больше, чем из остального текста, тяжеловесного и архаичного. Осмотр комнаты Молдинга не дал ничего, что могло бы как-то намекнуть на его нынешнее местопребывание. Я продолжил изучение дома и постепенно добрался до кухни, где миссис Гиссинг наготовила столько еды, что хватило бы на неделю целому семейству. Я сказал ей, что приходить в особняк ежедневно, пока тут нахожусь я, нет необходимости. Запросы у меня, пожалуй, еще скромней и немногочисленней, чем у хозяина.

– А где мистер Молдинг коротал время? – задал я вопрос.

– Пожалуй, у себя в кабинете.

Разумеется. Можно было догадаться и самому. В кабинет я сунул голову на пути к кухне: единственно, чем он мог отличаться от остальных помещений, так это еще большей скученностью книг (хотя, казалось бы, дальше некуда).

– Где у мистера Молдинга хранятся бумаги и хозяйственные счета?

– Надо полагать, в его письменном столе.

– Он его запирает?

– А зачем? – искренне изумилась экономка.

– Есть вообще-то люди, довольно скрытные в том, что касается их финансов.

– И кто же, по-вашему, будет шарить в чужих вещах?

– Человек вроде меня, – ответил я.

Миссис Гиссинг промолчала, оставив свое мнение при себе, и продолжила возиться с плошками-поварешками. Я же опять направился к кабинету ее хозяина.

3

Разобраться в картотеке Молдинга у меня получилось не сразу, кроме того, ее как таковой в принципе не существовало – были просто кипы бумаг, с виду разных по возрасту и примерно поделенных на счета и квитанции в привязке к годам. Я постарался не обрушить на пол три башни из словарей и энциклопедий и спустя некоторое время сам возвел на столе горку скоросшивателей с деталями доходов и расходов за прежние годы. Покупки у Молдинга осуществлялись по персональным чекам, но иногда и за наличные, а учет им велся в небольшом гроссбухе.

В общем, до полудня я, подкрепляемый чаем и сэндвичами миссис Гиссинг, составил представление, каким образом Молдинг регулировал свои финансы. Личной переписки обнаружилось немного – не считая, конечно, письменные мольбы племянника о деньгах, письма касались исключительно приобретения книг и весьма редко – их продажи. Выяснилось, что Молдинг поддерживал отношения с книготорговцами Британии, континентальной Европы и Северной Америки.

Впрочем, интересными для меня оказались сравнительно недавние покупки Молдинга – как раз они-то и пролили свет на причины его поездок в столицу.

Оказалось, в месяцы, предшествовавшие его исчезновению, Молдинг завел отношения с двумя новыми поставщиками книг: конторой «Стифордс» в Блумсбери, специалистами по научной литературе, и прежде неизвестной мне антикварной фирмой «Дануидж и дочь». От «Дануиджа» я насчитал три десятка квитанций, подтверждающих оплату наличностью, в них указывались и наименования книг.