– Вы так считаете? – задумчиво возразила она. – Я со своими сыновьями постоянно общаюсь и чувствую, что они слушают. Они вообще слушают, мертвые. Всегда. Что им еще остается?
Больше мы не разговаривали.
Бромдан-Холл представлял собой хаотичное нагромождение пристроек к главному зданию и занимал территорию в пять акров. Надо сказать, что особняк приходил в негодность. Обветшалость виднелась и чувствовалась еще издали. Сложно было и представить, что такую громадину обихаживает всего одна миниатюрная женщина, но миссис Гиссинг сказала, что большинство помещений здесь использовалось не более чем под хранение. Основные ее обязанности заключались в трехразовой готовке, стирке и поддержании нескольких комнат в порядке. Иных требований мистер Молдинг к своей экономке, похоже, не выдвигал. Между тем она проявляла к нему вполне искреннюю привязанность и неподдельно пеклась о его благоденствии. На вопрос, приходило ли ей хоть раз в голову обратиться в полицию, она ответила, что мистер Куэйл из Лондона однозначно велел ей ничего подобного не делать.
Кстати, именно она и обратилась к Куэйлу с тревожной вестью о пропаже хозяина. Что же до мистера Форбса, племянника мистера Молдинга, то тот узнал об исчезновении дядюшки гораздо позже, когда наведался в особняк с визитом, что он имел обыкновение делать, когда нуждался в деньгах.
Вот тогда миссис Гиссинг волей-неволей и просветила племянничка насчет его дяди.
Для меня оказалось неожиданностью, что за пару-тройку месяцев до своего рокового отъезда мистер Молдинг несколько раз отлучался в Лондон. Он задерживался в столице, и насчет его поездок Куэйл был совершенно не в курсе, поскольку он об этом даже не упоминал. У миссис Гиссинг столь резкая перемена в привычках хозяина вызывала изрядное удивление, которое она, впрочем, держала при себе.
Миссис Гиссинг поведала мне и кое-какие подробности. Мистер Молдинг загодя вызывал кеб, который спозаранку отвозил его на станцию, ну а с прибытием из Лондона последнего поезда этот самый кеб и доставлял Молдинга домой.
Поездок у Молдинга было три, и во всех случаях он неизменно информировал свою экономку накануне.
– А есть вероятность, что он мог отправиться в Лондон без вашего ведома? – осведомился я.
– Нет, – непререкаемым тоном произнесла миссис Гиссинг. – На станцию и домой его всегда привозил один и тот же кебмен, а о своих планах он всегда извещал заранее. Мистер Молдинг – деликатный человек. В детстве он переболел полиомиелитом и с той поры хромает на правую ногу. Совершать длительные прогулки ему невмоготу из-за сильного недомогания и дискомфорта. Поэтому он и был домоседом.
– У вас имеются соображения насчет его возможных маршрутов в Лондоне или того, с кем он мог общаться? – спросил я.
– Такими вещами он со мной не делился.
– Есть ли у него недоброжелатели? Враги?
– Господь с вами! – отмахнулась миссис Гиссинг. – Друзей у него нет… и не потому, что с ним что-то не так, – поспешила добавить она, – у него есть все, в чем он нуждается.
Она широким жестом указала на обветшалый особняк, который вздымался над нами.
– Это был… ой!.. это и есть дом мистера Молдинга. Путешествовать он никогда и не стремился. Мой хозяин изыскивал другие способы приблизить мир к себе.
Последняя фраза показалась мне странной, и я ее не вполне понял, зато сполна осознал лишь тогда, когда ступил под мрачноватую сень дома мистера Молдинга. Здесь повсюду были книги, причем стеллажи (специально сделанные для этой или же иной цели) находились не только в комнатах, но и в коридоре и даже под лестницей.
Они были в главном холле и в нижних комнатах, а также в помещениях верхних этажей. Полки с книгами протянулись вдоль стен ванной и даже кухни.
Томов было так много, что, будь возможность вынуть из дома его каркас – включая потолочные балки, кирпичный фундамент, деревянные перекрытия, да и саму крышу, – то форма здания наверняка бы сохранилась, правда, состояла бы она целиком и полностью из книг.
От них у меня буквально в глазах зарябило. Британская библиотека, и та тускнела в сравнении с коллекцией мистера Молдинга. Застыв посреди бумажного скопища сокровищ, можно было уверовать, что нет на свете иного места, столь забитого воплощениями печатного мира, как обиталище Лайонела Молдинга.
Блуждая по особняку в чутком сопровождении миссис Гиссинг, я изучал корешки с названиями. Здесь присутствовали книги решительно на все темы и на каждом более-менее распространенном языке. Некоторые фолианты были столь велики, что покоились на отдельных столах, а листать и переносить их можно было разве что вдвоем. Другие, наоборот, были мелкими и обитали в особых стеклянных ящиках с висящими на цепочках линзами, через которые можно было разглядеть микроскопический шрифт.
– Поразительно! – воскликнул я, покачав головой. – Просто оторопь берет.
– А с каждым днем прибывают новые, – промолвила миссис Гиссинг. – Я их оставила в библиотеке, до возвращения мистера Молдинга.
Впервые за все время она выказала смятение. Голос ей перехватило, а глаза увлажнились.