Музыка ночи

– Название, под которым это произведение фигурировало в прошлом, звучало как Atlas Regnorum Incognitorum, переводимое обычно как «Атлас Неведомых Царств», хотя называли его и «Атласом географических невероятностей», и «Разорванным атласом». Создатель его неизвестен, происхождение неясно. «Атлас» упоминается в некоторых текстах, хотя без четких ссылок насчет содержания. О нем имеет представление лишь горстка людей, а видеть его воочию вообще никто не видел.

– И каково же его содержание?

– Кажется, он включает карты различных миров. Иных, нежели наш.

– В смысле, планет? Типа Марс, Сатурн?

– Нет. Имеются в виду ареалы существования, вселенные за пределами нашей.

– Мультивселенная, – пробормотал я, вспомнив термин, упомянутый клерком в «Стифордсе».

Я снова поймал на себе ее оценивающий взгляд, хотя и отдавал себе отчет, что заведомо мошенничаю: ответить на вопрос, кто именно придумал данное словечко, а уж тем более объяснить его суть я бы не смог даже под дулом револьвера.

– Да. Пожалуй, вы правы.

– И сколько фунтов можно выложить за такую диковинку, если б на рынок попала ее копия?

– То-то и оно, – вздохнула Элиза. – Копий не существует. Есть только оригинал, да и тот если когда-то существовал, то давным-давно утерян.

– Нет копий? Почему?

Я буквально видел извивы мыслей, отраженные в скованности ее движений. Мы приблизились к границе, которую Элиза вроде бы пока не собиралась переступать.

Я догадался, что она лихорадочно обдумывала свою первую ложь.

Изменился даже запах ее тела – сейчас мускус отдавал горчинкой.

– Нельзя снять копию с того, чего никто не видел, – заявила она. – Необходим оригинал. А мы, несмотря на продолжительные поиски, не смогли удовлетворить потребности мистера Молдинга.

Я вдохнул запах неправды и коснулся языком губ, пробуя его на вкус. Он попахивал полынью и имел привкус меди.

– А если бы кто-нибудь отыскал и «Атлас», и клиента, то десять тысяч фунтов покрыли бы его стоимость?

– Сумма не маленькая, – рассеянно ответила Элиза Дануидж и произнесла довольно подозрительную ремарку, которая, однако, прекрасно сочеталась с темой нашей изначально экзотичной беседы. – За десять тысяч фунтов и душу, пожалуй, можно заложить, – вымолвила она.

Затем Элиза извинилась, сказав, что ее отец меня проводит, и неспешно удалилась наверх.

Дверь над нашими головами хлопнула, после чего воцарилась тишина.

Но я не сомневался, что Элиза навострила уши.

– Надеюсь, мы вам хоть в чем-то помогли, – с вкрадчивым заискиванием пролепетал мистер Дануидж.

– Да-да, – кивнул я. – А есть ли в Лондоне еще книготорговцы, которые собирают оккультные издания?

– Мы – лучшие среди лучших, – с гордостью ответил Дануидж, – но несколько имен я вам могу назвать. Почему мы должны быть единственными, кто получает удовольствие от вашей компании?

На листке линованной бумаги он нацарапал несколько адресов, но прежде чем отдать список мне, настоял на том, что проводит меня к выходу.

– А теперь до свидания, – произнес он, выпроваживая меня в ночную темь. – Как говорится, смотрите себе под ноги.

– Я, пожалуй, еще разок к вам зайду, – высказал я предположение.

– Непременно доложу об этом дочери, – обещал Дануидж. – Она ужас как обрадуется.

И закрыл дверь у меня перед носом.

7

Весь следующий день я прочесывал места, указанные в листке Дануиджа, но проку от моих поисков оказалось немного. С некоторыми из контор я был уже знаком по молдинговским квитанциям, и в каждом случае выяснялось, что Молдинг покупал у них не слишком много книг, да и ценные экземпляры исчислялись единицами. Вопросы об «Атласе Неведомых Царств» вызывали либо непонимающие взгляды, либо отрицание, что он вообще когда-либо существовал. Зато упоминание о «Дануидже и дочери» вызывало активную неприязнь, подкрепленную, как мне казалось, и боязливой настороженностью.

Посетил я и «Стифордс». Он закрывался позднее большинства своих собратьев, потому как заботился о студентах, чьи учебные радения поглощают световой день. На вопрос, могу ли я видеть «молодого мистера Блэра», мне сказали, что он сейчас разыскивает свое кепи и пальто, а выйдет через передний вход. Я решил его подождать. Лондон уже заворачивался в сумеречное одеяло тумана. Я высморкался, чтобы прочистить нос от угольного привкуса, и не впервые подумал, а что же у меня творится в легких. Их-то от столичного смога просто не очистишь!