Музыка ночи

Мистер Блэр вытеснился из недр магазина подобно младенцу из утробы – из теплого обжитого мирка в холодную, неприветливую внешнюю среду. С крыльца он бросил внутрь приязненный прощальный взгляд, после чего сгорбился и надвинул кепи, стремясь натянуть его на уши. Возле его ног притулился бурый кожаный саквояж – старый, но незаношенный, – а к поясу прислонялся зонт. Старик признал меня не сразу, но после некоторого борения с памятью лицо его озарилось пониманием. В мистере Блэре чувствовалась симпатичная мне доброта, некая блаженная отрешенность от тщеты и непролазной суетности житейской рутины. Это качество подчас встречается в людях, посвятивших себя тому, к чему они испытывают безраздельную любовь и благодарение, ставшие им по жизни опорой. Я поздоровался и спросил, нельзя ли с ним прогуляться, на что он откликнулся кивком и словесным журчанием, в котором я разобрал, кажется, «всенепременно», «обязательно», а также «с превеликим удовольствием, дорогой вы мой друг» (фразы были настолько густо пересыпаны покашливанием, причмокиванием и эканьем, что вникнуть было не так-то просто).

Вместе мы направились в сторону Тоттенхэм-Корт-Роуд, а оттуда – на Оксфорд-стрит. Возле чайной-кондитерской Лайонса мой спутник Блэр блаженно принюхался, и на мое предложение зайти внутрь уговоров не потребовалось.

Заказ на чай с сэндвичами у нас приняла некая Глэдис. Пока мы ждали, мистер Блэр сидел, сцепив перед собой ладони, и умильно улыбался, впитывая в себя жизнь и сутолоку людного зала. Вероятно, по сравнению с почти монашеской тишиной «Стифордса» кондитерская представлялась ему поистине буйством, но он им сейчас наслаждался. Я обратил внимание, что на его пальце отсутствует обручальное кольцо, вместе с тем сомнительно, чтобы более юный персонал «Стифордса» уделял Молодому мистеру Блэру хоть сколько-нибудь времени и внимания, едва лишь двери заведения запирались на выходные или на праздники. А с уходом своего антагониста, Старого мистера Блэра, он теперь наверняка оказался самым старым из книготорговцев. Наверняка почти никто из его глуховатых сверстников не мог составить ему компанию, даже если бы и понимал, что́ он там бубнит себе под нос.

Я вспомнил задумчиво-грустноватый взгляд, которым Молодой мистер Блэр простился с магазином, прежде чем уйти. «Стифордс» был его настоящим домом. Любое другое место котировалось как второстепенное. Есть подозрение, что в разлуке со своим магазином Молодой мистер Блэр чувствовал себя весьма одиноко.

Мы съели сэндвичи и выпили чай, а когда Молодой мистер Блэр пальцем счистил со своей тарелки крошки (все до последней, не уцелела ни единая), я предложил ему яблочного пирога с кремом из взбитых сливок. Молодой мистер Блэр, для порядка чуток пожеманясь, согласился, что пирога сейчас и вправду бы не помешало. Мы продолжили кутеж и заказали по второму чаю. Лишь когда мы оба блаженно откинулись, давая еде благополучно осесть в наших желудках, я снова поднял тему насчет «Дануиджа и дочери».

Молодой мистер Блэр надул щеки, поскреб подбородок и забарабанил пальцами по столешнице, как человек, размышляющий над покупкой изделия, чье происхождение и качество ему глубоко сомнительны.

– Ужасная женщина, – пробурчал он наконец, как будто ранее его оценка была не ясна. – Скверная. Очень скверная. Сквернее некуда.

Я дал понять, что оспаривать его оценку не берусь, но пояснил суть своего затруднения. Когда я сказал, что один наш общий знакомый запрашивал у «Дануиджа и дочери» некую книгу, Молодой мистер Блэр нахохлился и, сердито на меня уставившись, надул щеки и остро сдвинул брови.

– Прескверная женщина, – прокряхтел он.

Я помолчал и добавил, что манускрипт оказался и впрямь запредельно мифическим – и даже «Дануидж и дочь» найти его не сумели. При столь нелегкой задаче к кому бы мог наш общий знакомый обратиться с аналогичной просьбой?

Молодой мистер Блэр взвесил мой вопрос.

– Книга оккультная? – осведомился он ворчливо.

– Да.

– Скверно. Надо было держаться от нее подальше.

– Может быть.

– Редкая?

– Очень.

– Дорогая?

– Очень-очень.

– Тогда Мэггз, – пригвоздил Молодой мистер Блэр. – Мэггз, больше некому.

– А имя у него есть?

– Наверно. Только оно ни у кого не в ходу. Малый с гнильцой.

Молодой мистер Блэр подался через стол и с жаром прошелестел:

– Червь он, этот Мэггз.

– Он книготорговец?

– Ой! Мозгляк! Деляга.

Мой вопрос Молодому мистеру Блэру, похоже, таким образом очернил непорочность его ремесла.

– Книжный нюхач, – поправился он презрительно.

– В каком смысле?

– Выискивает редкие тома. Скупает их по дешевке – у вдов и наследников – и втюхивает в книжные лавки. Я его к себе и на порог не пускаю. Плут, могильный воришка! Хотя нюх у него что надо. Может разыскать что угодно, паскудник. Свои книжки Мэггз знает, но не любит. Вот в чем суть. А их надо любить. И к чему все это?

Характерным жестом Молодой мистер Блэр потер своим большим пальцем средний и указательный.