Музыка перемен

После того как театр покинул наш постоянный артист, дирекция занялась поиском нового артиста. Молодые ребята и мужчины среднего возраста заполнили коридоры. Сквозь пахнущую волнением толпу я протискивался к кабинету худрука, и сам, не зная почему, тоже начал волноваться. Я подошел к двери зала и дрожащей рукой потянул за ручку. Со всей этой историей я стал чересчур чувствительным. Либо я беру себя в руки, либо закончу дни в психбольнице.

Худрук театра Владимир Анатольевич, заслуженный работник культуры, человек преклонного возраста, но с необъятным опытом работы за плечами. Он золотой человек и мастер своего дела. Мы внимательно дослушали претендента, молодого парня. Он очень волновался, и дрожь от волнения передавалась в голос. Ему еще нужно многому обучиться — и как держаться на сцене и как побороть волнение — но главное, что он до сих пор не слышит самого себя, не нашел свой стиль исполнения. Его пение копировало оригинальное исполнение.

— Как поиск? Есть что подходящее? — спросил я, когда парень скрылся за дверью.

Владимир Анатольевич рисовал пометки в записной книжке напротив фамилий. Это он привел меня в свой театр, после того как услышал на одной из студенческих постановок.

— Есть парочка неплохих, — ответил он, снимая очки. — Но дело в другом. Я хочу, чтобы ты послушал одного удальца. Он сумасшедший тенор, зная, что нам требуется баритон, пришел на прослушивание. Я уже его послушал, но хочу знать твое мнение.

— Хорошо.

Мы прослушали еще человек пять, из которых не остановились ни на одном. После худрук сделал знак рукой, и вошел молодой парень.

— Это он.

Я кивнул. Для многих людей образ оперного певца сложился как образ тучного, низкого роста, с бородой мужчины в годах. Я сам личным примером разбивал этот стереотип. Молодой человек на сцене был полной противоположностью стереотипа. Но он носил не слишком густую бороду, недельная щетина, что мешало определить его истинный возраст. Я бы дал двадцать пять, двадцать шесть. Он твердой и уверенной походкой прошелся по сцене, как по гостиной собственного дома. Я отметил его красоту, которая была связана не со славянскими корнями. Присутствовала примесь, но какой национальности сложно понять, скорее, что-то южное.

— Приступайте! — скомандовал Владимир Анатольевич.

Молодой человек кивнул и поправил очки в черной оправе. Заиграла музыка арии Каварадосси из «Тоски» «E lucevan le stelle». «Ничего себе, хорошая заявка!» — подумал я. Эта ария по праву считается одной из самых сложных, и не все оперники могут похвастать ее исполнением. Я исполнял ее год, подходя с особой осторожностью, дабы не перегореть в эмоциях и в этой трагичности не забыть о нотах.

Его голос глубокий и сильный, но при этом и звонкий, как звучание ручейка в глухой пещере. Слышишь каждый перелив, каждую капельку, ударяющуюся о камни. На самых высоких нотах он, точно натянутая струна. Либо порвет душу, либо порвется сама.

— Спасибо. Подождите за дверью.

Уже вслед успел я крикнуть свой вопрос:

— Молодой человек, а сколько вам лет?

Он обернулся, демонстрируя тяжелый взгляд из-под очков:

— Двадцать три.

— Понятно.

Как только молодое дарование скрылось за дверью, худрук повернулся ко мне и внимательно поглядел:

— Ну что?

— Как сказать, я шокирован. Он очень молод, но уже так талантлив. Если честно? Меня поразила больше всего подача. Он сохранил неизбежность гибели, горечь несохраненной любви, желание жить, и я почувствовал еще нечто в конце, напоминающее угрозу. Угрозу Марио Скарпии, что он вернется с того света за ним.

— Да, ты правильно это выразил. Когда я первый раз его прослушал, не мог дать этому определение. — Мужчина закрыл книжку. — Думаешь, стоит?

— Определенно. А с баритоном что сделаем?

— В другой раз, двоих, к сожалению, бюджет не выдержит.

Я уже свернул с перекрестка в сторону своей улицы, когда в кармане зазвонил телефон.

— Привет. — В голосе Влада слышалась радость. — Ты не занят? Можешь говорить?

— Да, конечно. — Если бы я был занят спасением мира, то ради него бросил это занятие. — Какие-то хорошие новости? Я слышу по голосу, снова выиграли матч?

— Нет, прошлый раз была ничья. Но об этом потом. Слушай, ты можешь подъехать в одно место?

— Без проблем.

Он назвал адрес, это было недалеко от центра. За пару минут я добрался до места назначения, до дома из спального района. Решив перезвонить, чтобы Влад меня сориентировал дальше, чуть позже я заметил его фигуру, освещенную фарами. Он махал рукой, чтобы я остановился.

— Пойдем, кое-что покажу.

Мы прошли на задний двор, который укрыт от ветра плотным щитом огромных тополей.

— Куда мы идем? — интересовался я, оглядываясь по сторонам этого безлюдья.

— Это мой двор, я родился здесь. Вон в том доме. Сейчас там родители.

Мы остановились перед большой площадью наметенных сугробов.