Музыка перемен

— Я подожду его. А ты, значит, Ксения!

Так, отлично, меня знали, но я не знала его. Парень скинул пальто. На нем была красивая рубашка и темные брюки.

— Артем. — Он протянул руку и дружелюбно улыбнулся. Слишком радушно и открыто. С незнакомыми людьми я привыкла вести себя закрыто и скованно, держа дистанцию, и тем более не переходить с первой минуты на «ты». Но я не могла возразить ему. Его радушие не было напускным, он был таким на самом деле. Меня словно заворожило его чарами.

— Проходите в комнату. Макс вернется позже. Я ему позвоню и скажу, что вы ждете.

— Не стоит. Приготовим ему сюрприз.

«Никаких сюрпризов». Я не виновата, все твой друг.

— Я в восторге от твоего цвета волос. Тициановская девушка. — Парень приблизился ко мне и без всякого стеснения принялся перебирать прядь моих волос пальцами. Так нежно, что это не похоже на мужское грубое прикосновение. — Я бы мог тебя нарисовать. — Он разглядывал меня не как девушку, а как материал, глину или что-то похожее.

— И в каком же образе? Портрет?

— Ну что ты! Какой портрет? Но для начала я избавил бы тебя от длины волос. Она портит твое маленькое лицо и закрывает тонкую длинную шею.

Слегка коснувшись моего запястья, он подвел меня к зеркалу и встал позади.

— Вот, смотри. — Артем приподнял волосы, делая мне прическу в виде каре до плеч. — Тебе подойдет такая длина.

Я никогда не задумывалась о смене прически. Длинные волосы были со мной с детства, и я не решилась бы их обрезать, тем более таким варварским способом, сразу выше линии плеч, почти до подбородка.

— Почему?

Артем заулыбался мягко, и глаза его заискрились.

— Длинные волосы идут кротким и нежным девушкам. А ты дерзкая и несдержанная. Каре подчеркнет загадочность твоих больших зеленых глаз.

Обалдеть, Артем видел меня впервые, но насквозь. Любого другого за подобную дерзость я послала бы в задницу. Кстати, о заднице. Я бы отправила туда с превеликим удовольствием Пьеро. Пока я любовалась собой в новом образе в зеркале, Артем прошел в комнату и остановился у картины. Он принялся водить указательным и средним пальцем по нижней губе.

— Давно это здесь?

— Она мне очень нравится, раньше висела в родительском доме. А после нового года Макс унес сюда. Ему ее подарил его друг. Какой-то начинающий художник.

Когда я произнесла последние слова, он даже не моргнул.

— Художник, — как будто рассуждая сама с собой, повторила я, — ты тоже художник. Она твоя, да?

— Она никогда не была моей. Я писал ее для твоего брата.

— Если ты так здорово рисуешь, то мой портрет выйдет сногсшибательным!

Артем раздраженно мотнул головой, но без злости, без укора, будто откинул мешавшую прядь, и снова заулыбался:

— Я обязан Максиму, это его заслуга в том, что я начал рисовать по-настоящему. До встречи с ним я рисовал поверхностно, без глубины. Он научил меня чувствовать, слышать, а главное, видеть не этим, — он дотронулся до глаз, — а сердцем.

— Вы встречались?

— Нет, мы старые друзья. Хочешь, я покажу тебе все свои работы?

— Да, — я радостно закивала. С художниками я никогда не дружила. — А когда можно?

— Когда захочешь.

Мы проболтали с ним весь вечер. Уголовный процесс безнадежно пролежал в стороне, иногда привлекая мое внимание. И чтобы не смущаться и не испытывать угрызений совести, я спрятала учебники в сумку. Артем мне понравился, даже больше. Он излучал солнце и невообразимую внутреннюю теплоту. Мне захотелось тоже иметь такого друга.

Часть 16. МАКСИМ

Припарковался я у дома уже в самом позднем часу. Я снова заработался допоздна. Сумасшедший график репетиций, представлений, утренников. Я мог уйти рано утром и вернуться глубокой ночью. Мне нравится такая жизнь, несмотря на то, что многие ее осуждают.

Растянувшись на руле, через лобовое стекло я разглядывал многоэтажку, в окнах которой горел свет. Из окна на втором этаже сквозь тонкую занавеску виднелась парочка, сидящая на маленькой, обставленной игрушечной мебелью кухне. Девушка, подперев руками подбородок, внимательно слушала молодого мужа. Тоже на втором этаже, но с другой стороны, мужчина в майке и трусах вышел на кухню выпить воды. На четвертом этаже к окну подошла молоденькая девчушка, лет пятнадцати, выглянув на улицу, потянула вниз жалюзи. В этом доме я никого не знал, даже соседей по лестничной площадке. Знает ли кто-нибудь обо мне? Что думают об одиноко живущем парне? Кто я для них?

Из моего окна на третьем этаже горел тусклый свет ночника. Значит, сестра еще там, готовится к страшным экзаменам. Какой черт понес ее изучать юриспруденцию?

Возможно, когда-нибудь в далеком будущем у меня будет свой дом. Настоящий, с большими окнами он будет встречать меня светом, теплом и заботой, как встречает родительский дом. Папина сдержанная любовь и всепоглощающая, чуть-чуть удушающая мамина. Их любовь такая простая и бесхитростная, ни к чему не обязывающая и ничего не требующая. Пока во мне жива тайна, я буду бежать из родового гнезда, потому что, держа ее в себе, на родительских глазах превращаюсь в жестокого преступника, предающего самое святое.