Вот как выглядит предательство близкого человека! Только что на моих глазах брат принял сторону моего врага. Я осталась одна. Пьеро поглядывал на меня из-под очков, готовя очередную реплику. Наверняка он был прилежным хорошим мальчиком в детстве. Выглаженные брючки, белоснежная рубашка, приготовленные заботливой мамой. Такие всегда сидели за первыми партами поближе к учителю, на каждый вопрос изначально знали ответ. Я представляла его в смешном образе, как он отвечает у доски и поправляет свои омерзительные очки в толстенной оправе с невероятными линзами, через которые можно увидеть жизнь на Марсе. Зубрила! С такими в классе никто не общался, над ними зло шутили и смеялись. И их заумный вид родился раньше их самих. «Буду считать его некрасивым, и меня никто не переубедит», — заключила я.
Стиснув зубы, закипая и варясь под крышкой в собственном соку, я разглядывала его облик и с мастерством следопыта искала хоть одну, одну единственную, погрешность в идеале. Даже концы его темных брюк подвернуты с одинаковой длиной, что меня разозлило.
— А вы играете на каком-нибудь инструменте? — вклинилась в мужской разговор я, замечая, в конце концов, одну неполадку. Его руки. Совсем не руки музыканта. У Макса изящные руки с длинными красивыми пальцами. А руки Пьеро большие. Ими неудобно играть ни на одном инструменте мира.
— На фортепиано и немного на барабанах. — Ответил он, и его тонкие губы стянулись.
Он музыкант, тенор. Но поет он ужасно, такими тонкими губами не выдавить и несчастного звука. Он снова поправил очки. Очкарик.
Я нервно дергала ногой и опять считала секунды. Минута, две, десять, двадцать. Когда он уйдет? Меня раздражала его размеренная речь, белоснежная ухмылка, никогда не сползающая с лица, и безупречная прическа. Свои волосы я намотала на пальцы несколько раз и столько же раз размотала. Его колкие взгляды почти научилась не замечать. Но Бог услышал мою скромную просьбу избавиться от третьего лишнего в нашей компании. Пьеро решил пойти к себе, но напоследок наклонился ко мне так близко, что я ощутила его запах. Пахло шоколадом. Я застыла с накрученной на палец прядью. Его глаза так близко, что я чуть не провалилась на их дно. Ни тоненькой полоски белка, две чашки горячего шоколада. Бред какой-то. Такого не бывает, может, все из-за линз?
— Когда пойдешь домой, то не нужно переходить дорогу на красный свет с громко играющей музыкой в наушниках, особенно с Тициано Ферро. — И Пьеро удалился в свои царские покои.
Мне оставалось в недоумении пожать плечами и еще раз удостовериться, что дирекция театра взяла на работу больного на голову. Странно, больной и не лечится! И уже обратилась к Максу:
— Это что за заносчивая, самовлюбленная задница?
— Он хороший парень. С чего ты взяла? Определила по первому общению, сама себе надумала что-то.
— Нет, ты вообще видел, как он со мной обращался? Я такого отношения к себе никому не позволю! Подумаешь, не так выразилась!
Макс расхохотался и умоляюще посмотрел на меня:
— Из-за фамилии он здесь как обезьянка в зоопарке, все так и норовят посмотреть на него, расспросить, потрогать, пощупать. Не бери в голову, я уверен, Пьеро не со зла, как-никак притирка к коллективу сложная штука.
— Терпеть таких не могу, напыщенных павлинов. По нему же видно, что привык получать все и сразу. Вот ты как, считаешь его красивым?
— Он талантливый! — Максим положил руки мне на плечи. — Невероятно. Когда услышишь, обо всем забудешь!
Я выскользнула из-под рук брата.
— Нет, ты скажи. Считаешь его красивым? Он мог бы тебе понравиться?
— Да. И второе тоже да. Что ты взъелась на него? Сама не упускала случая подколоть его. При чем тут резьба по дереву?
Я махнула рукой и стала собираться домой:
— Ой, все! Подумаешь, недотрога. Так его не спроси, это не скажи. Я выражаюсь так, как выражаюсь. Это мой стиль. Кому не нравится, — я указала пальцем на дверь, — просьба проходить мимо. И далеко не потомок римского Аполлона твой Пьер`o!
Я надула губы, попрощалась с братом и вышла из гримерки. В конце коридора стоял Пьеро с молоденькой, недавно устроенной помощницей костюмера. Она прямо млела рядом с ним, плавилась как кусок сливочного масла на раскаленной сковороде. Они взорвались смехом, шутил он, потому что девушка смотрела прямо в его противный рот. Но они вдвоем перевели взгляд на меня. Означало ли это, что он пошутил надо мной? Или просто неприятная случайность? Я вскинула бровь так высоко, как умела, показывая свое равнодушие.
— До свидания, — произнес он, прищурившись.
Я молча отвернулась.
На носу висел еще один экзамен по уголовному процессу. Последний в этой сессии. Через два дня назначена сдача, а я вместо того, чтобы штрудировать учебники и уголовно-процессуальный кодекс, провела дни, занимаясь бесполезным делом. Я готова ответить только на половину вопросов, потому что оставшаяся часть осталась заброшенной из-за наглой фотографии, светившейся на мониторе ноутбука.