Музыка перемен

Я была бы не я, если бы не нашла наглеца в социальных сетях. Но информации собралось самый минимум. Год рождения, он оказался моим ровесником, учебные заведения и несколько фотографий. По ним я могла составить психологический портрет Пьеро. До этого я считала, что никто себя не любит так, как любит Удальцов, но мой начальник мерк на его фоне, как догорающая скрюченная спичка. С каждой фотографии на меня смотрели авторитарный взгляд с прищуром и безукоризненная улыбка. Он не позировал для фотографа, так он смотрел на людей в жизни, свысока, по крайней мере, на меня точно. На одном снимке Очкарик был в светло-бежевых брюках, белоснежной рубашке с закатанными рукавами и в белых кроссовках, в тех самых, в которых я его видела в гримерке. Идеально уложенные волосы, смуглая кожа, он знал, как ему все это идет и нес как знамя. Как омерзительно! Я захлопнула крышку ноутбука.

Нужно сосредоточиться на уголовном процессе. Я полистала странички учебника одну за другой, что-то помечая карандашом, но глаза бегали в холостую между строчек, а в голове ничего не запоминалось. И причем тут Тициано Ферро? Я принялась читать с большим усердием. Интересно, у него близорукость или дальнозоркость? Ударив себя рукой по лбу, попыталась выбить дурь и нахальный образ из головы.

Я снова открыла ноутбук. Черт, зарядки совсем не осталось! Заряд не шел даже тогда, когда я подсоединила шнур питания. Что случилось? Я потыкала питание, включая и выключая. Опять ничего. Придется отдавать ноутбук в ремонт, на это уйдет день или, может быть, больше; половина не подготовленных вопросов по процессу, я не сдам экзамен, мне придется идти на пересдачу. И это все из-за долбаного Пьеро!

В самых расстроенных чувствах я проверила последнюю догадку, пощелкав выключатель в комнате. Ничего не произошло, просто отключили свет. Значит, нужно найти место, где есть свет. Самый простой и верный способ — позвонить Максу. Но телефон сам затрещал в руке.

— О, привет. Как раз тебе набирала. У нас свет отключили, когда дадут неизвестно, а мне заниматься нужно. Можно я воспользуюсь твоей электроэнергией?

— Давай, только бегом сюда, я скоро ухожу. Я вообще чего звоню. Сегодня утром Пьеро попросил меня тебе кое-что передать. Сказал, ты поймешь, но я сам не рассматривал. Какая-то коробка.

— Выбрось ее! — закричала я. Мне стало страшно и любопытно в тоже время.

— Придешь, разберемся.

Через мгновение я летела по шумному зимнему городу в направлении дома Максима. В верхней одежде и шапке я вцепилась пальцами в коробку, которая выглядела подарком.

— Вдруг там бомба? Или червяки?

Я скривилась и вспотевшими пальцами развязала ленточки, но крышку открыть не решилась, отпихивая ее к Максу:

— Дальше ты. Ты старше, а значит, дольше пожил, а у меня впереди экзамен не сданный.

Открыв коробку, мы оба разинули рты. Брат от недоумения, а я от неожиданности. В коробке лежали мои босоножки.

В целом у меня отличная память на лица. Увидев однажды человека, я запомню его надолго, может быть, причину нашего знакомства припомнить не удастся, но черты лица отложатся в небольшой ящичек на полке моей памяти. Лица Пьеро я не запомнила, наверное, потому что кричала, стоя посреди перекрестка, как сумасшедшая. Осыпала его оскорблениями и всеми теми словами, на которых держится свет. Ну конечно, тот самый дальтоник хренов!

Горел зеленый свет. Зеленый. Как сейчас помню. Зеленый свет светофора для автомобилей… Не он дальтоник, а я рассеянная курица. Выскочила на красный, прямо под колеса. Пьеро чудом успел затормозить и не сбил меня насмерть. А я сломала радиаторскую решетку его автомобиля лежащими передо мной босоножками. Ну и ладно, сам виноват!

К горлу подступил истерический смех, и я расхохоталась.

— Ты чего? Что это значит?

— Мы с Пьеро очень давно виделись при довольно, как сказать-то помягче. При довольно странных обстоятельствах. Я его не узнала, зато он хорошо запомнил меня.

Рассказывать о случившемся стыдно. Моя собственная вина не мешала мне ненавидеть его дальше. Мог бы напомнить и по-мужски объяснить всю неправильность моего недопустимого и легкомысленного поведения, а также поругать за пренебрежение к правилам дорожного движения, но не смешивать меня с грязью. Не удивлюсь, если бы тогда он переехал меня, то с фирменным прищуром высунулся из окна и свысока поглядел. Мало ли что там под колесами валяется!

— Ладно, я побежал. Потом расскажешь, что у вас за секреты общие наметились. Обещай, когда вернусь, все будет в порядке, без сюрпризов.

— Да, шеф!

Теперь я была перевозбуждена еще больше, и сосредоточиться на вопросах практически стало невозможно. Это же надо, еще и сохранил их, упаковал! Маньяк! Не зря он мне сразу не понравился. Я снова загрузила его фотографии.

Было ближе к семи вечера, когда в дверь позвонили. Я открыла дверь, и меня озарила самая светлая улыбка, какую я когда-либо видела.

— Привет, а Максим дома? — Молодой человек в темно-бежевом кашемировом пальто с шелковым платком на шее вопросительно смотрел на меня.

— Да, — зачем-то ответила я. — То есть нет.

Он обогнул меня и вошел как к себе домой.