— Этот экспромт тоже был на русском… ага, вот он.
Она вернулась к столу, вооружилась блокнотом и карандашом и стала что-то быстро записывать, напряженно прислушиваясь к звукам русской речи. В какой-то момент доктор попросила Шивон отмотать запись немного назад. С этого момента они слушали вместе: доктор переводила, а Шивон нажимала «паузу» или «поиск», если ей казалось, что Скарлетт не успевает за Федоровым.
— Так обычно не делается, — извинилась Коулвелл. — Чтобы перевести стихотворение как следует, мне нужно больше времени.
— Будем считать это переводом в первом приближении, — успокоила Шивон.
Коулвелл со вздохом провела рукой по волосам и снова погрузилась в работу. Минут через тридцать она бросила карандаш на стол и с наслаждением потянулась. На диске Федоров по-английски объяснил слушателям, что следующее стихотворение будет из сборника «Астапово-блюз».
— Значит, о том, что он собирается читать свое новое стихотворение, никто не знал? — догадалась Шивон.
— Никто. Он ничего не говорил, — подтвердила Коулвелл.
— И Александр не объявил его даже во время выступления?
Коулвелл покачала головой, потом нетерпеливым жестом убрала с лица волосы.
— Это был экспромт, — повторила она. — Но я боюсь, что в публике очень немногие это поняли.
— Почему вы думаете, что это был именно экспромт?
— Потому что в квартире не было никаких черновиков, а все опубликованные работы Федорова я хорошо знаю.
Шивон кивнула и протянула руку к блокноту.
— Позвольте взглянуть?
Коулвелл нехотя протянула ей свои записи.
— Это все очень приблизительно… — сказала она. — Я даже не знаю, где должен быть разрыв строки.
Шивон было в высшей степени плевать на разрыв строки. Она впилась взглядом в блокнот.
…Шершавый язык зимы лижет детей Таганки. Шершавый язык дьявола лижет мать Россию и покрывается слоем драгоценных металлов (золота?). Его аппетит не утолить вовек… Алчное чрево не знает ни насыщения, ни покоя, ни любви. Желание зреет как гнойник. Те, кто пирует в разгар голода, не ведают ни угрызений совести, ни раскаяния… Тень зимы накрывает все… Свора негодяев предала народ и завладела моей страной.
Шивон прочитала это дважды, потом подняла голову и посмотрела на Коулвелл.
— Что такое «Таганка»?
— Таганский район Москвы. Раньше он назывался Ждановским.
Шивон задумалась.
— Ага, это кое-что проясняет! Но в целом…
— Это только подстрочник, — извинилась Коулвелл. — Если бы у меня было больше времени…
— Я не имела в виду ваш перевод, — уверила Шивон, и Коулвелл слегка расслабилась.
— В этих строках чувствуется ненависть. Мне так показалось.
Шивон кивнула, вспомнив, что сказал на вскрытии поэта профессор Керт: «Нападавшим двигала ненависть».
— Да, — сказала она. — Ярость и ненависть к тем, кто пирует, пока народ голодает.
— Вы думаете, это намек на тот роскошный ужин, о котором говорилось в газете? Но ведь статья появилась уже после того, как Александра убили!
— Статья — да, она вышла после его гибели, но сам ужин состоялся за несколько дней до нее. Возможно, Федоров каким-то образом о нем узнал.
— И вам кажется, что стихотворение Александра направлено против того бизнесмена, о котором вы говорили… Андропова?
— Да. Если, как вы говорите, это был экспромт, то он явно нацелен в Андропова. Ведь русский олигарх как раз и разбогател на тех самых «драгоценных металлах», о которых идет речь в стихотворении.
— И Александр ставит знак равенства между Андроповым и дьяволом?
Шивон покачала головой:
— Кажется, мне не удалось вас убедить…
— Мой перевод еще очень приблизителен. В некоторых местах я откровенно гадала. Нет, вы как хотите, а мне нужно поработать над этим стихотворением как следует.
Шивон кивнула, потом вспомнила еще об одной вещи:
— Можно мне еще раз воспользоваться вашим знанием русского?..
Найдя в сумочке диск с записью раннего выступления Федорова, она опустилась на колени перед музыкальным центром. Ей потребовалось некоторое время, но в конце концов Шивон сумела отыскать место, когда беспокойный микрофон Риордана уловил русскую речь.
— Послушайте вот это… Что они говорят?
— Здесь только два слова. — Коулвелл пожала плечами. — Русский отвечает на телефонный звонок; он говорит только «Да?» и «Слушаю».
— Что ж, мне все равно нужно было проверить. — Шивон извлекла диск из приемного устройства и, поднявшись на ноги, снова потянулась к блокноту. — Можно мне на время взять этот первый перевод? — спросила она. — Вам я пока оставлю диск, так что можете работать над более точным вариантом сколько душе угодно.
— А что, между Александром и этим бизнесменом, Андроповым, были очень напряженные отношения?
— Не знаю, не уверена.