Но к сожалению, мои светлые мечты остались только мечтами. Не посчастливилось мне в кинематографе. Снимался я чрезвычайно мало: то из года в год планировались фильмы о выдающихся государственных деятелях и полководцах, то неожиданно наступил период мало-картинья. А потом началась серия фильмов-опер, в которых режиссеры пытались объединить искусство певца с искусством драматического актера. Они были убеждены, что сделали очередное “открытие” в кино; а в то же время не понимали, как разрушает художественный образ такое механическое объединение. Человек, который любит вокальное искусство, который очаровывается мастерством драматического актера, сразу же разделит это синтетическое творение на его составные части и не почувствует того наслаждения, которое дает искусство.
Нужно вспомнить Ф. Шаляпина, И. Паторжинского, М. Литвиненко-Вольгемут, Л. Руденко, Б. Гмырю, С. Лемешева, А. Пирогова в фильмах “Дон Кихот”, “Запорожец за Дунаем”, “Наймичка”, “Музыкальная история”, “Моцарт и Сальери”, в которых прославленные певцы создали замечательные образы. Ни на мгновение нельзя представить себе, чтобы кто-то другой играл эти роли под сопровождение их голосов. Они показали себя большими художниками, которые тонко чувствуют законы сцены и экрана. Когда они пели, они мимикой и движениями передавали чувства героев. Драматический же актер выражает эти чувства по собственным законам, которые не могут органично соединиться с законами вокального искусства.
Режиссер, который знает и тонко понимает музыку, никогда не согласится на замену оперного актера драматическим в фильмах-операх, а искомые исполнители — только в оперном театре. Ведь никому и в голову не пришло бы пригласить на роль Одетты—Одиллии в фильме-балете “Лебединое озеро” драматическую артистку только потому, что у нее красивое лицо или выразительные глаза...
До встречи с Александром Петровичем Довженко я никогда не слышал, чтобы кинорежиссер снимал оперного певца в драматической роли. А Александр Петрович пригласил меня сыграть одну из наисложнейших ролей в “Поэме о море”.
— Мне нужен образ интеллектуального человека, который все видит, все понимает, который верит в свой народ, в его светлый завтрашний день,— сказал он мне.— Я убежден, что ты сможешь донести до зрителя мои мысли.
Мы часто говорили про будущий фильм, и я проникся идеями Александра Петровича. Убежден был, что под его руководством смог бы создать образ человека, которому Довженко отводил много места в своем фильме.
Я не хочу сказать, что драматический артист сыграл роль писателя в упомянутой картине хуже меня. Нет! Он — большой талант и прекрасно справился с нею. Но важно то, что Довженко смело доверял певцу свои мечты, пробуждал в нем силы, о которых никогда не знал и сам артист.
В “Поэме о море” я сыграл слепого бандуриста, который поет песню “Чуєш, брате мiй...”. И об этой роли мы подробно говорили с Довженко.
— Песня — огромная сила, она потрясает сердца, облагораживает человека, делает его смелее. Поэтому без песни мой фильм будет просто немым,— полусерьезно, полушутливо говорил Александр Петрович.
Дружеские беседы с Довженко остались в моей памяти на всю жизнь. Его светлому разуму были доступны тайны музыкального искусства. Он умел слушать певцов, хорошо зная, как рождается вокальный образ, и его советы мне всегда помогали.
Последняя работа моя в кино — участие в картине о Максиме Рыльском, поставленной Лидией Островской на Киевской студии научно-популярных фильмов. В ней есть воспоминания о выдающемся украинском поэте, и я пою его любимую песню:
Ой у полi криниченька
З не"i вода протiкає.
Ой там чумак cipi воли пасе
Щей з криницi напувае.
Люблю ли я кино? Люблю со всеми огорчениями и надеждами и очень жалею, что так мало сделал на ниве киноискусства.
* * *
В о п р о с о б э к р а н и з а ц и и м у з ы к а л ь н ы х п р о и з в е д е н и й для меня очень принципиальный. Я уже говорил о том, что не принимаю такого решения, когда снимают драматических артистов под фонограмму. Я помню, как был огорчен Александр Пирогов, что снимают фильм “Моцарт и Сальери” и берут его звук. Что мешало бы самому Пирогову сняться в роли Сальери? Только произвол режиссера. А ведь перед драматическим артистом поставлена труднейшая, с моей точки зрения неоправданная задача — решить уже решенный другим исполнителем вокальный образ. Значит, одну индивидуальность надо нивелировать. Режиссеру проще.
Что я читаю
У меня не очень много книг. Но согласитесь, книголюб — это, скорее, тот, кто любит и читает книги, а не тот, кто расставляет их по красивым книжным полкам. Правда, у меня была достаточно большая библиотека, но она погибла во время войны.