Музыка= радость и боль моя

...Затем площадь Шевченко, замечательный памятник Шевченко, созданный Манизером, и митинг по случаю освобождения Харькова с присутствием маршалов Жукова Г. К., Конева И. С. Вечером в подвале дома на этой же площади был накрыт фронтовой стол. Света не было. Были свечи. Инструмента не было. Я пел без аккомпанемента, и все подпевали. И там был ласковый и сердечный по отношению ко всем, в том числе и ко мне, Георгий Константинович Жуков.

* * *

Если вы будете в Волгограде, то увидите громадную площадь. Она вмещает огромное количество людей.

А оркестр был в другом месте, у братской могилы, невидимый с площади.

И вот я провозглашаю “Славу” погибшим здесь в гражданскую войну. Меня подхватывает тут же на сцене сводный оркестр и хор. И вдруг через какую-то секунду до нас доносятся звуки оркестра и хора: “Слава”!

“Слава погибшим здесь в Великой Отечественной войне”, “Слава строящим и возрождающим страну!” Трижды звучала “Слава” над Волгой.

— Победа! Какое это слово — короткое и могучее. Как хорошо оно звучит: По-бе-да!

Все плакали в тот незабываемый день... И я плакал. Радовались несказанной радостью. Сожалели о многом. И по сей день почти нет семьи, где не было бы ушедших на войну и не вернувшихся...

1985

Память сердца

Большой театр СССР

Человеческая память хранит сокровища чрезвычайно ценные. И в дни, когда отмечается 200-летие Большого театра, нам необходимо вспомнить имена, звучавшие в русской опере и сто и двести лет назад. Ведь это нас обогащает, когда мы вспоминаем наших предшественников, например, певца и драматического артиста А. О. Бантышева, принявшего участие в первом представлении оперы Верстовского “Аскольдова могила”, или П. А. Хохлова — первого Онегина в Большом театре... Живые цветы и по сей день на его могиле на Новодевичьем кладбище.

Помним мы Л. Собинова, А. Нежданову, К. Держинскую, Н. Обухову. Их творчество, неразрывно связанное с Большим театром, было многогранно и значительно. Самые теплые слова хотелось бы сказать о таких замечательных артистах Большого театра, как Пироговы — Григорий, Александр и Алексей, Н. Ханаев, В. Барсова, М. Максакова, В. Давыдова, М. Рейзен... Их имена хорошо знакомы поклонникам театра, но мало кому известны такие факты: певший в “Чио-Чио-сан” и “Князе Игоре” Константин Терехин — первый член Коммунистической партии среди артистов-певцов Большого театра того времени, участник гражданской войны, участник боев, которые вела Первая Конная. Или такой эпизод. Я ведь застал Степана Евтроповича Трезвинского, пел с ним в “Дубровском”. Так вот он, Савранский, Лабинский, Боначич, а потом и другие, в трудные годы гражданской войны, в холодное время, ночью ходили с винтовками вокруг театра, охраняли его от нападения анархиствующих элементов. Театр был нетоплен, но спектакли шли. Был и оркестр, и хор, и балет, и певцы.

За первые десять лет существования Советской власти было поставлено очень много новых спектаклей, в том числе и советских опер. Конечно, суть не в количестве. Но неоспорима одна истина — что уровень музыкального исполнительского мастерства тогда был высок, потому что в Большом театре всегда существовала преемственность традиций. Ноты нотами, но смысл и форма могут быть переданы только живыми людьми. Поэтому необходимо нам вспомнить В. Сука, М. Ипполитова-Иванова, С. Рахманинова, который также в 1904 — 1906 годах стоял за дирижерским пультом Большого театра. Вспомнить также К. Голейзовского, С. Самосуда, В. Лосского... Владимир Аполлонович Лосский был и певцом и режиссером. Он пел Мефистофеля, Цунигу, весь басовый репертуар. Но участвовал и в оперетте “Дочь Анго”, поставленной В. Немировичем-Данченко. Владимир Иванович Немирович-Данченко к Лосскому относился, я бы сказал, с подчеркнутой осторожностью. Но, несомненно, он его уважал, ценил его постановку “Бориса Годунова” в Большом театре. За прошедшие пятьдесят лет значение Лосского временем проверено, его почерк оперного режиссера стал предельно ясен. Он устоял против всевозможных веяний...

...Конечно, каждая эпоха имеет право на эксперимент, но уже многое было сделано, на что не следует тратить времени. Не следует ущербно экспериментировать. Москвин, этот замечательный художник, артист, был правдив, и его правда — это правда школы Художественного театра. Но даже он ошибался или, вернее, шел не тем путем, когда ставил в Оперной студии имени Станиславского оперу “Борис Годунов”. И спор между Головановым и Москвиным, в котором принял участие и К. С. Станиславский, решился в пользу истины: “опере — оперное”, а не бытовая правда.