Музыка= радость и боль моя

А как можно не восхищаться необозримым кругом интересов и познаний крупнейшего ученого, старого большевика Глеба Максимилиановича Кржижановского. Каждая встреча с ним была для меня праздником... Если бы не было этих людей, то быть может, иначе сложилась бы моя жизнь в искусстве...

...Необычайное доверие оказал мне, начинающему певцу, Немирович-Данченко. Это было в двадцатые годы, когда я работал в Свердловской опере. Письмо из Москвы с эмблемой чайки, за подписью Немировича-Данченко, приглашало меня принять участие в гастролях по странам Европы и Америки с труппой Музыкального театра. От этой поездки я, правда, отказался, но доверие великого режиссера мне было очень дорого.

Позже, когда я уже был солистом Большого театра, Владимир Иванович неожиданно пришел на оперу “Ромео и Джульетта”. Разбирая спектакль, он сказал: “Вы — храбрый человек. Я понимаю, что Вам трудно, но поскольку Вас окрыляет смелая творческая мысль, творите, не останавливаясь”. Немирович-Данченко всегда был для меня высшим авторитетом. Он вселил в меня дух исканий. И когда у меня бывают сомнения, я всегда мысленно возвращаюсь к встречам с ним...

...Я за многогранность человеческую, а в искусстве — тем паче. Но себя считаю прежде всего певцом, а только потом режиссером... В 1912 году Лапицкий основал в Петербурге Театр музыкальной драмы. Он стремился бороться против рутины в оперном искусстве, против излишней условности. Принцип правдоподобия, декларируемый этим театром, себя не оправдал. Приведу один лишь пример. В опере “Евгений Онегин” Татьяна подплывала к Онегину на лодке. Она выходила из лодки и босиком шла к нему. На сцене, как вмятины, оставались мокрые следы, как это бывает в жизни. Куда привели эти следы сегодня? Я думаю, что стремление к такому правдоподобию многих сбило с пути, из-за него опера отстала в своем развитии.

1980

Дороги войны

Война ворвалась в нашу жизнь внезапно. Перед нами, артистами Большого театра, встал главный вопрос: как помочь фронту? Многие считали, что для музыки сейчас не время. Но жизнь рассудила по-своему. Уже первые месяцы войны показали, как важно и нужно для фронта наше искусство, как бойцы ждут концертные бригады в короткие часы затишья.

В середине октября основная труппа ГАБТА эвакуировалась в Куйбышев. Добирались кто как мог. Сесть в поезд было практически невозможно. Мы 14 суток ехали на машинах. В Куйбышеве долгое время жили в железнодорожном вагоне. Концерты наши в Куйбышеве начались практически сразу, а вот наладить работу театра оказалось нелегко. Во время эвакуации фашисты разбомбили эшелон с декорациями и костюмами. Погибли сопровождающие его рабочие сцены и заведующий постановочной частью театра Л. Исаев. Декорации писались заново, но возобновить костюмы в условиях военного времени и в очень короткие сроки было невозможно. Тогда дирижер театра С. Самосуд предложил единственно реальный выход из создавшегося положения: нужно ставить спектакли, в которых артисты смогут выступать в своих обычных концертных костюмах. Таким образом первыми спектаклями театра в Куйбышеве стали “Евгений Онегин” и “Травиата”. Премьеры прошли с блеском, и я уверен, что зрителям даже не приходило в голову, что герои на сцене одеты “не по форме”.

Жизнь постепенно налаживалась, но мысли каждого были обращены к Москве. Я часто бывал в Москве. Пел в госпиталях и на заводах, в Краснознаменном зале ЦДКА и на киностудиях, которые снимали фильмы “Концерт — фронту”. Но самым памятным выступлением навсегда остался концерт 6 ноября 1941 года, когда на станции метро “Маяковская” фронтовики и рабочие столицы собрались на праздничное заседание, посвященное 24-й годовщине Октябрьской революции. Осаждаемая врагами Москва не нарушила своей традиции. В ночь перед концертом готовилась импровизированная сцена, на платформе устанавливали стулья, привезенные из разных залов и театров. Артистическими и гримерными стали вагоны метро по одной стороне платформы. Военная летопись рассказывает, что за два часа до начала праздничного концерта множество вражеских самолетов двинулось к Москве для нанесения массированного удара. Но зенитные батареи не пустили врага.

Главной нашей работой военных лет были концерты в воинских частях на передовой и в прифронтовой полосе. В 1941 году на фронтах выступало более 4 тысяч концертных бригад. Мы готовились к выступлениям серьезно и тщательно, прекрасно понимая, что война не дает права ни на какие скидки. Выступали в концертных костюмах. “Главным” музыкальным инструментом, как правило, был баян. Землянки, уцелевшие хаты, а иногда просто лесные поляны становились сценой. Вспоминаю наши поездки с Максимом Дормидонтовичем Михайловым. Невысокий, плотный, иногда с седой бородой, Михайлов (Сусанин) так просто и светло пел о родной земле, что замирали люди, и я видел на глазах слезы. На фронтовых концертах мы спели с Максимом Дормидонтовичем много дуэтов. Особенно полюбился солдатам “Яр хмель”, часто нас засыпали заказами.