Музыка необходимо предполагает работу рук. Это касается не только процесса исполнения, но и процесса создания, то есть композиции. Уже не раз отмечавшийся нами конфликт между притязаниями музыки на статус ars liberalis
и ее реальным существованием в качестве ars mechanica в немалой мере характеризовал всю эпоху Ренессанса. С особой резкостью эта проблематичность обнаруживалась в игре на инструментах, неотделимой от музицирования. Поначалу этому аспекту не уделялось внимания в ученых сочинениях, да и для социального профиля певцов он не был определяющим. Однако игра на инструменте тоже могла оказывать сильное воздействие; к тому же она была каким-то образом причастна к искусству музыки (ars musica), ведь классификационные системы предполагали наличие musica instrumentalis, хотя толковали ее по-разному. Чтобы облагородить механические аспекты игры, а тем самым легализовать производимое музыкой воздействие, механику поставили в связь с концептом virtus, добродетели. Произошло это примерно в ту же пору, когда Альберти начал применять то же понятие к деятельности архитекторов и живописцев (сейчас мы не принимаем во внимание более ранние примеры употребления слова virtus, относившиеся к Джотто). Соединение ремесленной деятельности с добродетелью помогало поправить «изъян» музыкального ремесла, заключавшийся в том, что оно не было свободным, liberalis. Тем самым гарантировалась заодно и безвредность вызываемых музыкой воздействий. Лоренцо Валла определял virtus прагматически – как любовь к добру и отвращение ото зла. Таким образом, добродетельность того, кто посвящал себя искусствам-ремеслам, должна была отразиться в продукте творчества. Лоренцо Гиберти (1378–1455), бывший одновременно ювелиром и архитектором, в своем позднем сборнике под названием «Commentarii», уцелевшем во фрагментах, определял virtus, в традиции Витрувия, как сущностный признак архитектора и художника. По его мнению, virtus соединяет ingegno («ум»), arte, doctrina и disciplina, тем самым выступая в роли обобщающего понятия, которое позволяет соединить науку artes и технику ручной работы [Ghiberti 1998: 48]. В данном контексте живопись в первый раз за всю свою историю (в отличие от музыки) удостоилась чести как-то приобщиться к artes liberales. Но кроме того примечательно следующее: здесь предпринимается сближение этики и эстетики, которое сохранит свое значение на протяжении всей эпохи Ренессанса и далеко за ее рамками. Выстраивание связи между творческой деятельностью и добром служило тому, чтобы нейтрализовать «изъян» искусств-ремесел, их «грязную» сторону, ассоциируемую с ручной работой. Таким образом, производимое ими воздействие очищалось от всего, что выглядело сомнительным, – не зря так часты были изображения музицирующих ангелов. Оттого-то понятие virtus и было до такой степени популярно в эпоху Ренессанса.