Музыка ветра

– Да, что-то в этом роде. Он всегда говорил мне, что любил маму. Но жизнь есть жизнь, ясное дело, ему хотелось создать новую семью, заново обустроить свою жизнь. Поймите, дело здесь не в Лорелее. Я бы точно так же враждебно отнеслась к любому его выбору. Мне несносна была уже сама мысль о том, что он мог полюбить другую женщину… другую, а не мою мать. Я так и не смогла простить ему Лорелею. Я словно мстила им обоим, хотела наказать, заставить их страдать так же сильно, как страдала сама. Потому что я видела гибель мамы, я была рядом с ней тогда, в этой ледяной воде. Я, между прочим, спорила с ней в тот самый момент, когда она потеряла управление машиной.

Гиббс ничего не сказал в ответ. Какое-то время мы молча прислушивались к тому, как потрескивают грязные ракушки под шинами нашего автомобиля, как о чем-то увлеченно щебечут дети, поглощенные игрой. Вдруг прямо перед нами у самого края дороги возник белоснежный аист. Вот он не спеша грациозно взмахнул своими крылами, словно желая утихомирить бешеное сердцебиение в моей груди. Мама любила птиц, любила наблюдать за ними, как они суетятся вокруг кормушек, которые мы обычно развешивали по всему периметру двора. Наверняка ей бы тут понравилось. Красивое место, экзотические цветы, обилие редких тропических птиц, многие из которых внушают суеверный страх своим доисторическим происхождением.

Я прижалась лбом к стеклу, разглядывая аиста, пока мы медленно проезжали мимо. Кажется, птица тоже разглядывала меня своими круглыми желтыми глазами, словно понукая продолжить свою исповедь. Что-то в Гиббсе внушает доверие, располагает к откровенности. Когда-то мне казалось, что Кэл тоже такой. Может быть, и поэтому мне вдруг захотелось излить свою душу Гиббсу целиком, без остатка, будто желая получить от него отпущение всех моих грехов, чего я никак не заслуживаю. А может быть, я все еще та, прежняя Мерит, которая продолжает надеяться, что сумеет вытолкать его вон из своей жизни. Чтобы он наконец оставил меня в покое и не мешал наслаждаться собственным одиночеством, в поисках которого я и приехала в Бофорт.

Я продолжила свой рассказ.

– Я пыталась помочь ей, но она застряла между сиденьем и рулем. И она… она оттолкнула меня от себя. Она знала, что я умею плавать. В свое время, когда я была еще маленькой девочкой, мама буквально силой заставила меня посещать закрытый бассейн и брать там уроки по плаванию. Даже несмотря на то, что сама она всю жизнь просто панически боялась воды. Так я и выплыла из кабины через разбитое ветровое стекло. И ногу тогда порезала… Выплыла и поплыла, и плыла до тех пор, пока не достигла берега.

Я сглотнула слюну и почувствовала на губах солоноватый на вкус воздух, совсем не такой, как у нас в Мэне. Попыталась прийти в себя, снова задвинуть в прошлое ту страшную холодную ночь с ледяным дождем, которая врезалась мне в память до мельчайших подробностей, словно я разглядываю все происходящее откуда-то со стороны, как обычный свидетель происшествия. Сделала еще один глубокий вдох, втянула в себя запах болот и горячей от солнца травы. Когда-то все эти запахи были мне чужды, а вот поди ж ты… стали уже почти родными. И снова я подумала о Кэле. Как он мог бросить всю эту красоту и уехать отсюда навсегда?

Последовал очередной взрыв детского смеха на заднем сиденье, я закрыла глаза, стараясь погрузиться в этот смех и отогнать от себя прочь невеселые мысли. Но то ли так на меня подействовала летняя жара, то ли присутствие мужчины рядом неожиданно развязало мне язык, но слова полились из меня с новой силой.

– Кэл сказал мне, что я поступила подло и трусливо, бросив маму в машине. И то, что я стала бояться воды, он тоже назвал трусостью. Он говорил, что я хотя бы должна была попытаться спасти ее.

Гиббс молчал. Неужели мне наконец удалось невозможное? И я таки оттолкнула его от себя. Я попыталась успокоиться, напомнить опять же себе самой, что именно этого я и хотела, но то чувство, которое сейчас овладело мной, едва ли можно было назвать удовлетворением. Скорее, нескрываемое разочарование и невыносимая тяжесть в груди.

Он даже не взглянул в мою сторону, когда начал говорить. Говорил негромко, почти тихо, и только побелевшие костяшки пальцев, которыми он сжимал руль, выдавали его внутреннее напряжение.

– Храбрость вовсе не означает, что человек не испытывает страха. Храбрость – это когда человек делает что-то такое, чего, по его убеждению, он никак не может сделать. В том, что вы поплыли вперед, отчаянно пытаясь выбраться на берег, больше храбрости, чем можно было бы подумать. – Он распрямил пальцы, чтобы кровь вновь заструилась по венам. – Я уже однажды говорил вам, Мерит. И повторяю это снова. Вы гораздо более мужественная и смелая женщина, чем думаете о себе. И вы из тех, кто выживает. Никогда не забывайте об этом.