Музыка войны

На следующее утро случился скандал, и командир посадил Лопатина, своего любимца, в машину и, не желая ни арестовывать, ни судить его, долго разговаривал с ним по-мужски, итогом этой длинной задушевной беседы стало то, что Лопатина назначили заместителем командира взвода.

Если бы на этом скандал завершился, то как по-иному, как по-обыкновенному сложилась бы дальнейшая судьба Семена! Однако ему суждено было миновать простые пути и заурядные тропы. Казалось, самый дерзкий характер его плел для него совсем другие дороги, странные, заковыристые, наполненные своим смыслом.

Алиев не простил обиды, и на следующий день его друзья-чеченцы, заряженные жаждой мести, стали собираться у палаток спортсменов. Те не оставили товарища и тоже собрались. Казалось, весь этот шум, гам, сутолока вот-вот должны были вылиться в массовую драку, ужаснее и некрасивее, и неуместнее которой сложно было представить что-то, тем более здесь, на войне.

Тогда Лопатин вышел перед всеми, рассказал, как все было и заключил:

– Массовой драки, товарищи бойцы, не будет. Это не по-спортивному. Это не по-военному. В конце концов, это не по-товарищески. Я готов драться один-на-один, если вам непременно хочется ответить за друга. Пусть выйдет самый сильный из друзей Алиева.

Раздался шум, гомон; чеченцы, судя по всему, горячо спорили, и было неясно, на чем они сойдутся и к чему придут. Однако наконец споры утихли, голоса смолкли, и вперед толпы вышел Муса, крупный, плечистый товарищ Алиева. Начался бой, в котором оба бойца оказались одинаковы сильными и умелыми – оба владели искусством боя.

И уже вечером их обоих увезли в медицинскую часть – так нехорошо выглядели, избитые, покрытые синяками, с оплывшими едва ли узнаваемыми лицами.

– Повезло! – Пошутил Муса, сидя бок-о-бок в машине с Лопатиным. Тот не отозвался. – Говорят, в медицинской части новая сестричка, приехала недавно.

Лопатин, положивший в начале поездки не обращать внимания на слова Мусы, отчего-то не предвидя в них ничего благого, вдруг понял, что Муса ничем не отличался ни от других ребят, ни от него самого. И даже в адрес новой медсестры тот не сказал не единой пошлости. Оттого замечания Мусы вызвали в нем взрыв хохота, хотя смеяться было очень больно – во всех местах.

– И в чем же везение? – Сквозь хохот воскликнул он. – Или ты думаешь, она на наши заплывшие рожи позарится?

– Ты не знаешь женщин. Она нас пожалеет… а там уже дело за тобой.

– Да нет, Муса. Не так. – Уже серьезно, даже слишком серьезно, почти с горечью, странной, немолодой, не беспечной, сказал Семен. – Она там каждый день докторам помогает изувеченных ребят зашивать… И не такое видала, чтоб жалеть.

– Так ведь это новенькая. – Куда-то в пустоту сказал Муса, потому что Лопатин, уставившись взглядом в очерченные, будто подсвеченные заходящим алым солнцем горные хребты, то изрезанные и рваные, то мягкие и покатые, казалось, уже не слушал его.

Свежело. Ночная прохлада быстро простиралась по высокой земле Афгана, как и дневная пыль, наконец опускавшаяся на скалистые пустоши, и самое темное небо на закате очищалось, линии становились четче, воздух совсем освобождался от тяжелых завес пыли.

Когда Лопатин вошел в кабинет врача, то сначала не поверил, показалось: померещилось в ночи, тем более после сильной драки, от которой он до сих пор пошатывался, как пьяный. Врачу помогала совсем юная сестра, невысокая и отчего-то до страсти похожая на Леночку; могла ли это быть она? Конечно нет, она не училась в медучилище! Но как же похожа… Месяцы разлуки размыли в памяти обожаемые черты, и теперь Семен не мог ручаться, что не ошибся… Если бы она сама узнала его, то, быть может, не было бы никакого вопроса, не осталось бы никаких сомнений, но она… не узнавала его. Побои скрывали знакомые черты лица, и он сидел в кресле, когда врач, еще довольно молодой, поджарый и спортивный мужчина с коротко стриженными волосами, осматривал его. Вдруг доктор сказал:

– Леночка!

И тогда Лопатин чуть не подпрыгнул в кресле.

– Как звать-то тебя, боец? – Обратился доктор к нему.

– Семен.

– И как это тебя угораздило, Семен? Ничего, жить будешь, раны только обработаем.

– С кавказцем вышел спор. А они, ребята, сами знаете, горячие. Кровная месть для них дело святое.

– Кровная месть! – Доктор усмехнулся. – Ну хорошо, что до настоящей кровной мести не дошло. Все-таки вы советские, а не царские бойцы.