– Прекрасный способ стереть нашу память о Сталинграде, о Сталине, о наших победах, о нашем мужестве. Под градом глупых фильмов и книг о прошлом мы, даже прекрасно зная, что книги и фильму лгут, начинаем сомневаться, колебаться, забывать, все путается в головах… обращается в мутное пятно… И вот даже самые стойкие, кто знает историю, признают: «мы не знаем, как оно было в точности, могло быть все, что угодно.» И я, получается, увязла в этих же рядах, я все твердила себе: «Откуда нам знать? Мы ничего этого не застали. Может быть, действительно, победили не мы, а союзники, может быть, красноармейцы действительно были жестокими к немцам и немкам. Может быть, никто не был рад нашему освобождению в Европе, и мы для них были хуже фашистов.» А затем вот такой миг – послание из прошлого, площадь, названная в честь битвы за Сталинград, старики, которые с благоговением говорят о России… И ты вдруг настолько отчетливо понимаешь: правда здесь, в устах этих людей, в их памятнике, а все прочее – навязанное нам после – нескончаемая ложь. Было именно так, как я представила себе сию секунду, и никак иначе. Я как будто прозрела, сознание прорезало грани времени, и я увидела кусочек прошлого, настоящего, чистого… французы плачут от счастья и радуются вместе с русскими: первая победа над фашизмом, Гитлер больше не кажется непобедимым, а надежды людей не кажутся бессмысленными. – Все это она говорила как будто не мне, а своему отражению в стекле или кому-то незримому. Но вдруг Катя обернулась и потребовала от меня, тряся красным платьем перед моими глазами. – Ах, да что же мы за люди такие? Что с нами не так?
– Да что с нами не так? О чем ты? Я совсем не понимаю тебя.
Катя так пристально и долго глядела на меня, переваривая мои слова, как будто это я, а не она, сказал совершенную глупость и требовалось время, чтобы перевести мои слова на человеческий язык.
Все, что я говорил после, обесценило ее речь, которой я совсем не проникся, решив, что она все сказала по какой-то глупости, какому-то неистовому наваждению творческого человека, который слишком много мечтает и далек от практических и полезных вещей. Да, как же она была оторвана от всего земного и бренного, но, однако же, намного более существенного, чем влекущие ее в заоблачные дали выдумки!
– Меня эта пара тоже потрясла, – заговорил я. – Им, наверное, все восемьдесят, а они не только не бедствуют, как наши пенсионеры, но и живут в таком изысканном особняке, да еще и занимаются предпринимательством. Это моя мечта! Вот так я хотел бы жить на старость лет: уехать из России, купить роскошный дом, сдавать комнаты, общаться с молодежью, словом, жить в свое удовольствие. Но главное, чтобы денег было много. Наверняка мадам и господин Ласина до сих пор много путешествуют. Оно и не удивительно: жить в Евросоюзе и иметь возможность сесть на поезд или в автомобиль и уже через несколько часов быть в Амстердаме или… Швейцарии или… Баварии! Не жизнь, а сказка. Представь: мы с тобой на пенсии вот так ни в чем себе не отказываем! Как думаешь, какая у них пенсия? Что молчишь? Не знаешь? И я не знаю. Как думаешь, Кать, а какой должен быть доход, чтобы вот так жить безбедно, как наши хозяева? Допустим, они получают пенсию по тысяче евро, это всего две тысячи. Наверное, половину платят за коммуналку. Нет, тогда это очень мало. Поэтому нужно сдавать комнаты. Если они дом сдают за пять тысяч евро в месяц, то с вычетом коммуналки и налогов это опять-таки получается, наверное, три с половиной тысячи. Или все-таки четыре тысячи?
Катя, казалось, совсем меня не слушала, хотя я тут же нашел в Интернете детальный расчет коммунальных платежей во Франции и потратил целый час на то, чтоб показать ей, сколько у Бенуа и Симоны остается из их денег на руках – предположительно. Она зевала и чуть не заснула, слушая меня, за что я отругал ее и показательно обиделся на нее, а она в ответ обиделась тоже, не признав своей вины.
За ужином в ресторане друзья подхватили мою увлеченность сметой жизни в Европе, и мы вместе делились своими предположениями и расчетами, а также отзывами друзей и коллег, которые уже уехали за границу. В мечтах о сладкой жизни в Европе я представлял себя уже живущим в Париже вместе с Катей, причем не в старости, а уже в молодости – пусть она и вредничала, и молчала весь вечер.
– Ну а ты-то, Катя, что молчишь? На тебя не похоже. – Заметила Валя и засмеялась. – В какой стране ты хотела бы жить?
– Предполагаю. – Сказал я. – Что во Франции. Хотя я бы не отказался от домика в горах Швейцарии.
– Всегда мечтала побывать в Исландии. – Сказала Валя, тут же забыв о своем вопросе к Кате. – Но жить там – нет. Наверное, в Германии было бы хорошо.
– Во всех этих странах нет теплого моря, – заметил Артур. – Мы с Леной предпочли бы теплые края.
– Чем тебя не устраивает юг Франции? – перебил его я. – Лазурный берег?
– Разве что так. – Сказала Лена. – Я думаю больше об Испании или Италии.
– В Италии, говорят, безумно дорого, – сказал Леша.