Коля обратился к могучему красавцу на английском языке, изложив нашу просьбу, перемежая ее словами на арабском. Мужчина улыбнулся и сказал, что проблем никаких нет. В этот момент из ворот выехал роскошный Jaguar XJ Long Cristal Blue. Нас усадили на бежевые замшевые, необыкновенной мягкости сидения, нутро автомобиля благоухало парфюмом хозяина. Пожелали нам удачи, и шофёр хозяина за три секунды домчал нас до отеля.
Вот тут следует заметить, что, когда ягуар подъехал к воротам отеля, встречали нас совсем не так, как встречали, когда мы только приехали с самолета в маршрутном такси. Действительно: марка автомобиля сильно действует на обслуживающий персонал восточного отеля.
– Вот видишь! – воскликнул внук.
– Но мы же не на Востоке! – парировала я.
Ее величество, музыка
Мое любимое авто пырснуло, тырснуло и не завелось. Я сплясала около машины индейский танец ярости, так как очень торопилась на работу, и обреченно потопала к метро. От улицы Осипенко до Полежаевской всего минут семь пружинистой походкой. Те, кто давно не пользуется общественным транспортом, прекрасно знают, как быстро человек привыкает к хорошему, и как странно толкаться среди бесцеремонных и плохо пахнущих особей, валом несущихся каждый к своей цели.
Сокращая путь к метро, я то и дело наталкивалась на перекопанные тротуары и перекрытые переулки, где давно не ступала моя нога. До вожделенного зева метро, поглощающего толпу, как ненасытный дракон, оставалось два прыжка, когда я услышала прекрасную мелодию, виртуозно исполняемую балалайкой и баяном. Это был «Полёт шмеля» – оркестровая интермедия, написанная Николаем Римским-Корсаковым для его оперы «Сказка о царе Салтане». Не видя исполнителей, я устремилась вперед, как японская рыбка-кои, выдрессированная тренером, приплывающая на звук колокольчика, чтобы поесть корм.
В переходе метро на двух облезлых ящиках расположились музыканты, оба – бедновато-бомжеватого вида. Один, маленький, крепкого телосложения, с богатой встрепанной шевелюрой, не знающей расчески, держал в громадных, не по комплекции, руках казавшуюся игрушечной балалайку. Другой, худенький, темноволосый, с тонкими аристократическими руками, мастерски управлялся с баяном. Оба были слепы; у ног, положив на лапы морду, развалился огромный пес-поводырь дворянской породы.
Их обступили люди, которые не могли уйти сразу, хоть и висело утро нового рабочего дня. Музыка лилась, как горный ручей: шумно, весело. Не только энергия людей, ее исполняющих, заражала публику жизнью и любовью, но и мастерство профессиональных исполнителей было на таком высочайшем уровне, что хотелось слушать, слушать, слушать.
Они заканчивали одно произведение и начинали другое. За «Камаринской» Чайковского звучал вальс из «Лебединого озера», «Утро туманное», «Вниз по Волге-реке», сонатина Бетховена, Венгерский танец Брамса, русский танец Стравинского из балета «Петрушка», русские народные мелодии. Каждое следующее произведение исполнялось без отдыха, со страстным движением души, и было удивительно, что это происходит не на концерте, скажем, в консерватории или во дворце музыки, а здесь – в нечистом переходе метро.
Я сразу все вспомнила. Уже лет пять я не спускалась в метро, убаюканная комфортом автомобиля, а они тут играют все эти пять лет.
Я хорошо помню, как тогда, давно, спросила их: «Почему вы здесь? Вам надо концерты давать по всему миру!», а они улыбнулись, спрятали в мешочек копейки и ответили: «Судьба такая наша».
Пятилетней давности день, начавшийся со слепых музыкантов, исполняющих «К Элизе» Бетховена, стал судьбоносным в моей жизни, но об этом догадалась я только сейчас.
Среди зрителей и слушателей этого стихийно-народного концерта стоял парень с рюкзаком на плечах. Пока я, как кобра, завороженная звуками дудочки, внимала мелодиям слепых музыкантов, профессиональные товарищи вытащили из моей сумочки портмоне с документами и деньгами. Денег там почти не было, но документы составляли всю мою жизнь.
Парень резко наступил на ногу воришке, и тот молниеносно сбросил украденное подельнику, который неловко уронил все прямо мне под ноги. Жонглеры бы отдыхали, если б увидели, какова моя реакция на полет собственного портмоне.
В этот день я познакомилась с моим будущим мужем. Через два месяца мы поженились, купили автомобиль и в метро больше не спускались. Через год у нас родилась Лизка. Наверное, от той самой Элизы, которую так любил Бетховен.
Чувствую сегодня: я здесь неспроста, может быть, пора идти в роддом за Петрушей?!
Красные листья осени
Сегодня мне не нужно торопиться. Такие мгновения в моей жизни бывают крайне редко.