После размещения в гостинице наша стая «приземлилась» у командира БТБ, капитана второго ранга, Ковалева, который изложил нам план и порядок проведения нашей работы. Совещание уже подходило к концу, когда раздался стук в дверь кабинета командира и, получив разрешение войти, с кипой газет и журналов появился необыкновенной красоты капитан второго ранга, высокий, стройный, с соболиными бровями, широкими, густыми и темными. Они придавали его лицу невероятную выразительность, подчеркивали красиво очерченные губы и огромные карие глаза.
– Угощайтесь новой прессой, – густым басом промолвил он. – Я уже взял себе кое-что: тут «Литературная газета» есть и много чего еще.
– Как?! Вы берете государственное добро домой?! – пошутила я и поняла, что – очень неудачно.
Капитан с неподдельной ненавистью сверкнул на меня очами и процедил:
– Родина мне на службе разрешает! – Вышел и резко хлопнул дверью.
На дворе бушевала метель. Мои соседки по гостиничной комнате вместе с остальной стаей прогуливались по маленькому военному городку с заходом в магазины – единственные достопримечательности этого заполярного поселения, а я, приняв душ и намазавшись кремом, улеглась в постель, обложилась английским и принялась за учебу. Мои благие намерения не увенчались успехом: через час вся толпа возвратилась и потребовала, чтобы я немедленно умывалась, одевалась и отправлялась вмести с ними в гости, так как нас пригласили. Я категорически отказалась. Тогда мои коллеги привели капитана Журавлева с угрозой вытащить меня из постели, заявившего, что он лично меня и умоет, и накрасит, и причешет, тем более, что женского рода всего три единицы, а мужеского полно – девать некуда.
Делать нечего. Я, мрачная и злая, потому что волосы длинные, причесываться долго, дел полно, подвести коллектив все же не смогла. Как только вышли за дверь гостиницы, снег залепил глаза, и было совершенно непонятно, куда нас вел крепко державший меня под руку Журавлев.
Хрущевская пятиэтажка, облепленная снегом и овеянная прибрежными морскими ветрами, только что не скрипевшая, так как была не из дерева, производила удручающее впечатление. Разбитые ступени, входная дверь в подъезд, висевшая на одной петле, громко стучала от ветра, но решительное желание капитана Журавлева сходить в гости, чтоб выпить и закусить в компании офицеров (а велено ему прийти ТОЛЬКО с дамами) было так велико, что море не доставало ему даже до колен.
Как только распахнулась дверь, меня подхватил в свои объятия капитан с соболиными бровями и жарко прошептал в ухо, что праздник тут организован только в мою честь, что он ждал меня как манны небесной и что сняли с рейда крейсер – специально, чтобы настрелять куропаток и угостить меня на славу.
Белая тундровая куропатка, принадлежащая к роду мелкой и средней величины птиц из подсемейства тетеревиных, отряда курообразных, действительно лежала на столе в запеченном виде в количестве пяти штук, по мере поедания которых некоторые гости выковыривали из зубов дробь.
Все присутствующие славили Северный флот и, по мере увеличения опьянения, внимательно следили друг за другом, так как женщин всего три, а дружный экипаж жаждет танцев. Капитан не сводил с меня глаз. Бесконечные байки из жизни моряков сыпались как из рога изобилия, фонтанировали все, кроме него. Хозяин квартиры, он же капитан с соболиными бровями, включил музыку. Самый смелый из присутствующих протянул руку через стол и пригласил меня на танец.
«Ну, уж нет!» – густым шепотом, который услышал бы и мертвый, проговорил капитан. Он перехватил мою руку и танец начался. Мою спину простреливали все пятнадцать человек гостей, я чувствовала себя крайне неловко, а капитан молчал, нежно и крепко обнимал меня за талию, руки его дрожали, и мне казалось, что если бы мы были одни, он бы задушил меня в объятиях сию же минуту.
– Давайте говорить что ли?! – предложила я.
– Я не могу здесь говорить. Неужели вы не чувствуете, как нас тут «душат» пятнадцать человек?!
– Тогда не нужно говорить, просто расскажите что-нибудь, ведь вы молчите весь вечер, но наверняка у вас столько же событий в прошлом, сколько и у всех.
– Случайности, происшествия, анекдоты – сейчас всё это не имеет никакого значения. Я смотрю на вас, и большего наслаждения не было в моей жизни, как будто я пью свежую воду. Я полон ВАМИ.
Чувствуя бесконечную неловкость, звенящую как струна, я, как женщина, разрядила тяжелый момент и принялась рассказывать о своем младшем сыне, какой он у меня добрый и нежный мальчик. Как бы ни складывались непростые моменты жизни, я умела быть, или казаться естественной, и очень часто это срабатывало, тем более, что за окном расстилалась длинная полярная ночь, и каждое движение мимики лица не бросалось в глаза. Вот уж точно говорят: от любви до ненависти – один шаг, а в данном случае следует считать, наоборот: от ненависти – до любви.