Музыкальные диверсанты

«В 1920-е годы частично или полностью запрещается целый ряд частушечных сборников: А. А. Жарова, Р. М. Акульшина и др., из сборника Артема Веселого изъят раздел “Уходящая деревня”, в котором были собраны кулацкие, хулиганские и воровские частушки, а за частушку “Я на бочке сижу, / Да бочка вертится / Ах, я у Ленина служу, / Да Троцкий сердится” запрещена книга . Н. Никитина “Рвотный форт”; известен даже случай ареста куплетиста за исполнение частушки…

<…> Со второй половины 1920-х меняется политическая и экономическая стратегия власти, в связи с этим меняется и интонация голосов, “идущих снизу”. Согласно сводкам ГПУ, прямой протест в деревне против “мероприятий соввласти” выражается в основном в частушках, реже — в песнях, еще реже — в других формах.

Так, 13 апреля 1932 года ОГПУ составляет следующую справку об исполнении песен и частушек молодежью: “<…> Пузо голо, лапти в клетку, выполняем пятилетку. Отчего ты худа? Я в колхозе была. Отчего ты легла? Пятилетку тягла” и т. д.»

В начале двадцатых стали появляться частушки и в эмигрантской прессе. Как правило, их публиковали на страницах народнопатриотических изданий и газет, чьей аудиторией были нижние чины Белой армии. В кругах интеллигенции и дворянства эта фольклорная форма не пользовалась популярностью.

Раздражение и резкое неприятие в кругах эмиграции вызывали практически все приметы нового советского общества, и создатели «четверостишей» не пытались скрыть своей ненависти:

Братцы, бей без разговоров
И селькоров, и рабкоров,
Надоел нам красный клоп,
Загоняй его ты в гроб!
По реке бежит волна,
Вода кольцами,
Будем рыбку мы кормить
Комсомольцами.
Комиссару — нож в бочину,
С нашей девкой не сиди,
Коммунисту — кирпичину,
Из деревни уходи.
Тары-бары-растабары,
Зажилися комиссары,
Скоро-скоро помелом,
Эту нечисть мы сметем.

Советские пропагандисты отвечали на выпады белоэмигрантов своими рифмами, где, порой, одно слово полностью меняло смысл. (Из сборника В. Князева «Красноармейские частушки», 1925)·

Красна армия идет,
Грозно напирает;
Врангель с бандою своей
Позорно удирает.
Эх, яблочко —
Покатилося;
Банда Врангеля
Развалилася.
Мы Петлюры не боимся.
Нам и Врангель ни по чем;
Если пороху не хватит —
Закидаем кирпичем.
Пароходик идет,
Волны кольцами:
Будем рыбку кормить
Добровольцами.

Стоит отметить, что нашим «ответом Чемберлену» были вирши не менее кровожадные. Передо мной нотный сборник 1931 года с «массовой песней» композитора Александра Давиденко и поэта Ильи Френкеля с ласковым и гуманным названием

«Мы тебе отрубим когти, Пуанкаре!»[4]:

Нас буржуй не полюбил,
Нас прикончить порешил,
Только зря стучат затворы,
Лапы коротки у своры,
Только зря куют оковы,
Мы к борьбе готовы!
Слышь, Раймонд,
Старый черт!
Берегись!
Мы тебе отрубим когти,
Выдернем клыки!
Брысь! Брысь! Брысь!
У буржуя во дворе лает сам Пуанкаре,
Лает, словно на Луну,
На советскую страну,
Шибко бесится старик,
Точит когти, скалит клык,
Эту старую чуму мы научим кой-чему,
Пролетарский крепнет строй,
Не возьмешь его войной!

Рисунок из сборника В. Князева «Красноармейские частушки». 1925

В ответ «Русская правда» из номера в номер чехвостила советских вождей:

На деревне бузина,
А в Кремле — Калина,
На деревне голь одна,
А в Кремле — малина.
Сатана сидит в аду,
У него не худо,
По одну руку — Ильич,
По другу — Иуда.
Ленин к черту в ад пошел,
Троцкому наказывал,
Чтобы кол, да поострей,
Он себе заказывал.

Особое возмущение в кругах изгнанников вызвало переименование России в непонятную им аббревиатуру «СССР»: