Музыкальные диверсанты

«К своему немалому удивлению, в одну из своих поездок в штаб, куда я из нашей окраины добирался верхом на лошади, встретил Юрия Морфесси. В белом халате, полный достоинства, он служил санитаром в батальонном лазарете. Понятно, его приняли в Корпус, чтобы дать возможность знаменитому певцу, оставшемуся на склоне лет без заработка и теплого угла, провести тяжелое военное время в относительном покое.

<…> Морфесси, полный, крупный человек высокого роста, пил сравнительно мало, но вообще выказывал невероятную стойкость и способность поглощать спиртное в огромных количествах, без всякого видимого ущерба. Он, кажется, никогда не пил рюмками, а только стаканами, зато никогда не курил. Происходя из одесских греков, он полностью воспринял русскую культуру, был образован, остроумен и всегда оставался душой общества».

Сложно сказать, по каким причинам Юрий Морфесси стал членом артистической группы «Сила через радость», а не «Веселый бункер», которая, судя по прессе, была основной пропагандистской силой РОКа. В нее входили добрые друзья нашего «Баяна», в частности куплетист Сергей Франк, который еще мелькнет на этих страницах.

Видимо, для пожилого артиста переносить напряженный график выступлений (а «Веселый бункер» наматывал ежедневно десятки километров) было уже не по силам.

В своих воспоминаниях «Так было» служивший в Русском корпусе Анатолий Максимов [14] пишет о жизни при штабе корпуса:

«Время от времени, с пятницы на субботу, устраивались вечера-концерты, на которых присутствовали белградские дамы, корпусные и немецкие офицеры.

Реклама выступлений Ю. Морфесси и других русских артистов из газеты «Новое слово». Берлин, 1943. Следует отметить, что кроме Морфесси частыми гостями в военном Берлине были знаменитые басы Дмитрий Смирнов и Константин Садко, хор Бориса Ледковского, да и многие другие артисты

Гвоздем этих концертов было выступление Морфесси <…> и других звезд Белграда. Говорили, что шампанское лилось рекой».

Виталий Бардадым приводит рассказ пианиста Евгения Комарова [14]: «В последний раз я виделся с Юрием Спиридоновичем на встрече нового, 1943 года, у меня дома (в Белграде. — М. К.). <…> Было тяжелое время оккупации, но моя жена <…> с большими трудностями наготовила прекрасных вещей. <…> Морфесси пел и плакал. Он очень страдал на чужбине… Потом война его забросила куда-то…»

Доподлинно известно, что Морфесси частенько наезжал в Берлин, где жила его супруга певица Ада Морелли. Осенью 1943 года в берлинской газете «Новое слово» было помещено объявление о «розысках Юрия Морфесси и Пашки Троицкого» для работы в ресторане «Медведь». Состоялся ли ангажемент, неясно. Но наверняка известно, что летом 1943 года в сопровождении хора под управлением Александра Шевченко наш герой осуществил ряд записей для германской фирмы «Поли-дор». И об этом мы чуть позже поговорим подробнее.

А пока вернемся к одиссее «Баяна русской песни». Известно, что в годы войны он по нескольку раз посещал Прагу, Варшаву и столицы других оккупированных нацистами государств.

О пребывании исполнителя в Праге весной 1944 года вспоминает в своих мемуарах «То, что вспоминается» Николай Андреев:

«В начале 1944 года <…> был устроен грандиозный концерт. Меня поразила публика. Присутствовали, конечно, гестаповцы и всякие официальные немецкие лица, но их было немного, а примерно тысячи две слушателей были все сплошь русские. <…> Выступал Печковский, знаменитая певица Варвара Королева… Но больше всего поразил Юрий Морфесси. Он всего за несколько дней до концерта приехал из Берлина и в парикмахерском салоне Васильева громогласно рассказывал, как бомбят Берлин и как он оттуда бежал: “Берлина больше нет*. Даже Васильев вполголоса сказал ему: “Может быть, лучше не говорить такие слова, а то очень многие немцы понимают по-русски”.

Морфесси — знаменитый бас, у него есть и свои песенки, цыганские песенки Морфесси, а в тот раз он вдруг спел “Шумел, горел пожар московский” — довольно неожиданный выбор, — и, когда он спел слова “Зачем я шел к тебе, Россия, Европу всю держа в руке”, зал просто ахнул: это была полная аналогия с тем, что сделал Гитлер — попер на Россию, держа всю Европу в руке. Кто-то рядом со мной обернулся и говорит: “Это что, намек?” По-видимому, не один он так понял пение Морфесси, поняло и гестапо.

В салоне Васильева передавали шепотом новости: Морфесси предложили немедленно уехать в Австрию, в Вену, а Вену в тот момент страшно бомбили. Он там не погиб, но это была явная месть гестапо за неуместный выбор песни».

Схожие впечатления находим и в работе И. Инова «Литературнотеатральная, концертная деятельность беженцев-россиян в Чехословакии» [17]: