Музыкальный моноспектакль 'Дневник девушки' на слова Е. Ростопчиной для сопрано в сопровождении фортепиано

И взор и сердце полны. Как счастливо,

Без глупой спеси, без парадных форм,

У Меховских устроено все в доме,

Чтоб быть, не для того, чтобы казаться!

Богатство там не тяжкое ярмо,

Неволящее их, но радость жизни,

Возможность украшать по произволу -

Размашисто-гостеприимный быт. -

Хозяин добр, хозяйка весела;

Не молод он, – но стариком не смотрит,

И не стесняет важностью брюзгливой

Живые вспышки резвости ее.

Она же откровенна, как дитя,

Доверчива, как счастье молодое.

Взор, голос, речи, стан, движенья, поступь, -

Все дышит беззаботностью в Елене.

Вокруг ее, при ней, и в ней самой

Все светится спокойством лучезарным,

Все говорит о мире благодатном.

У ней малютки-дети: что за прелесть!

Болтают и резвятся на свободе,

И всех смешат, и звонкий говор их,

Как ласточек привольных щебетанье,

Одушевляет ряд веселых комнат.

Я слушала, глядела… и сравнила

Радушный этот дом с жилищем чинным

И знатным нашей княжеской семьи....

С тех пор, как я

Отыскана, обласкана Еленой,

Как будто иначе здесь на меня

Все смотрят, и со мною обращенье

Переменилось к лучшему. Княжна

Сегодня не смеялась надо мной;

Княгиня удостоила спросить,

Не холодно ли мне в комнате моей, -

А Лиза Зурова мне предложила

Романсы новые, меж тем как Наде

Алина вдруг шепнула невзначай,

Перебирая английский кипсек,

Что я похожа профилем и взглядом

На Флору Мак-Ивор… Какая честь!..

II

Не знала до сих пор я, что и север,

И холод, и снега, имеют тоже

Поэзию высокую свою.

Не знала я волшебства зимней ночи,

Ее красот таинственных и бледных,

И полных фантастических картин.

Не знала я живого наслажденья

Скользить легко и быстро, по пути,

Усеянном алмазными зыбями,

Снегов глубоких. «Сани» для меня

Лишь были неиспытанным явленьем,

Когда они мелькали мимо глаз,

Вдоль улицы пустой иль многолюдной;

А в них самой не позволялось мне

По городу беспечно прокатиться.

(Княгиня говорит, что сани должно

Плебеям предоставить!) Но Елена

Другого мненья; с ней сейчас в санях

Объехала я шумный Петербург,

Блистающий несчетными огнями,

И спящие пустынно острова,

Где дачи без жильцов и без огней

Ждут, как сурки недвижные, чтоб жизнь

С движеньем им весна бы возвратила....

Как весело, как чудно, как свободно

Нас увлекал безумно-прыткий бег

Несущихся, как вихорь лошадей!..

В высокой и прозрачной синеве

Ночных небес, плыл медленно и тихо

Полкруглый месяц; звезды-чародейки,

Как блёстки, и сверкали и метались

Вокруг него несметною толпою,

И серебром был облит лучезарным

Весь сонный мир. На кровлях, окаймленных

Опушкой снеговой, и на домах,

Белеющих, как призраки в тумане,

И по дороге, устланной на диво

Коврами снежными, – везде сиял,

Везде бродил волшебно-яркий отблеск,

Причудливо предметы изменяя,

Преображая их своей игрой.

А воздух, просекаемый санями,

Очищенный морозом, он казался

Тверд, как кристал, как облако упруг…

Все ново было мне, – все изумляло

Мои глаза, мое воображенье.

То, шибкою ездой упоена,

Я торопила словом и желаньем

Порыв неукротимых бегунов;

То вдруг пугалась я, и замирало

В груди моей тревожное дыханье

Со смелостью, еще мне непривычной…

И вот я дома, в комнатке знакомой,

Перед ночной лампадою своей,

В своих любимых креслах, как всегда

Порой ночного отдыха… уж время

Предаться сну ленивому, – но мне

Сегодня не до сна: припоминаю

Свершенную прогулку, наслаждаюсь

Минувшим наслажденьем. Мне теперь

И Петербург, и север стали любы.

Они невыразимо приглянулись

Мечте моей, живой и своенравной.

И светлую их сторону узнав,

Я не браню уж их. Сегодня я

С красавицей-зимою помирилась!..

III

Елена мной бесспорно завладела;

Почти всегда я вечером у ней,

И с ней делю досужные часы,

Которые она от шума света

Спасает для домашней тишины.

Доверием Елены я вполне

Теперь владею. Даже мне она

Дала читать всю переписку с братом,

Любимым ею страстно… Этот брат

Военный, нездоров, живет далеко,

Не терпит света… Скука и тоска

Томят его… Разочарован он,

Он смолоду служил, живал в столице,

И выезжал, и светский шум любил,

Но изменился вдруг, – и навсегда

Любовною несчастлив неудачей,

Обманут, он оставил модный свет,

И проклял все, чем жизнь его манила,

Чем завлекла… Одной сестрой теперь

Он дорожит в своем уединеньи.

От женщин он бежит, их ненавидит…

Он отжил для любви и для надежды,

Он в тридцать лет состарился душой…