Музыкальный приворот

Ответы на эти животрепещущие вопросы я не получила – как только я допечатала последнюю фразу, Интернет, собака, отключился. Провайдер, я люблю тебя…

Немного подумав, я решила пообедать, а потом в ожидании встречи, которая меня немного все же волновала, смотрела телевизор – главное для меня сейчас было чем-то заняться, не дать голове запустить какие-то «думательные процессы», из-за которых я могу разреветься. Я даже сделала то, что не люблю делать самостоятельно – накрасила ногти Нелькиным темно-красным лаком и долго ходила с вытянутыми вперед руками, боясь испортить свой получасовой труд.

Антон, надеюсь, нам удастся хорошо провести время!

Я вышла из подъезда ровно тютелька в тютельку – с точностью королей, и сразу же увидела Антона, как всегда в своей зеленой толстовке и с чуть взлохмаченными волосами, который, прислонившись к стене, ждал меня, с рассеянным видом оглядывая окрестности. Ну просто почти что классический ботаник, только учится плохо.

– Привет! – окликнула я его, потому что одногруппник меня не замечал.

– Привет, – улыбнулся он в ответ и подошел ко мне.

Антон осмотрел меня с ног до головы, как будто бы что-то на мне искал. Или во мне.

– Ты чего? – спросила я, чувствуя себя несколько неуютно.

– Да ничего… А почему ты плакала?

– Я не плакала, тебе показалось. Я же сказала, что просто палец порезала, – нахмурилась я.

– Какой? – внимательно оглядел мои руки Антон.

Несуществующий.

– Какая разница? – с улыбкой поглядела я на него снизу вверх. Вот же привязался. Да, плакала я, плакала, но не нужно теперь об этом лишний раз мне напоминать.

– Кать, если у тебя что-то случилось – скажи мне. Я постараюсь тебе помочь, – медленно произнес парень чуть хриплым от волнения голосом. Не дай Бог, этот тембр мне опять начнет напоминать Кея.

Я улыбнулась.

– Да так, ерунда. Поссорилась кое с кем, но это все неважно. С подружкой. – осторожно соврала я. Уже в который раз. Но не буду же я Антону про Кея рассказывать, правда?

– Точно? Тебе точно не нужна помощь?

Я помотала головой. Нет, милый мой, мне помощь, конечно, нужна, но, по-моему, ты не сможешь мне помочь.

– Как прошел день? – спросила я немного невпопад, а в это время из подъезда вылезла Фроловна. Увидев меня рядом с третьим за пару дней молодым человеком, она поджала губы и произнесла:

– А энтот что, без машины, что ли? Чевой-то, Катька, энтот твой хахаль без личного транспорту? Непорядок.

С головой у тебя непорядок.

– Что вы имеете в виду? – повернулась я к любезной бабушке. Вот только если из-за нее Антон на меня обидится – я ей ночью глазок жвачкой залеплю!

– Чего имею, чего имею – сама знаешь, чай, не маленькая. А ты, парень, – обратилась она ко слегка оторопевшему Антону, – лучше у подружки-то спроси, кто ее на машинах зарубежных катает. И чевой она с ними делает?

Я с возмущением уставилась на Фроловну. Чего я с кем, интересно, делаю?

С чувством выполненного долга соседка удалилась в сторону лавочек, на которых уже собралось несколько представителей пенсионного отряда. Вот же дура.

– О чем она говорит? – полюбопытствовал одногруппник.

– С ума она сходит по-тихому. Весна, – притворно вздохнула я и развела руками.

– Но кто тебя катает? Ты… несвободна?

– Свободна, – закусила я губу. – Пойдем, Антон?

– Но у меня есть машина, – несколько упрямо сказал он.

– Ой, давай забудем об этой бабуське. Пошли лучше гулять и веселиться.

– Пошли. Осторожно, здесь лужа, – предупредил он меня.

Мы не успели пройти и десятка шагов по мокрому тротуару, как Антон вдруг остановился, а я, конечно же, едва не врезалась в него.

– Ты чего? – испугалась я, что он все-таки обиделся.

– Я тут хотел… А, вот, – вдруг достал он из кармана что-то маленькое и блестящее, – это тебе.

Я тут же с любопытством уставилась на его ладонь, ожидая, когда он раскроет ее. И заметила, что у него, как и у Кея, красивые руки. Приятные и надежные.

Нет! Кей – вон из моей головы, несчастный аист!

– Это что? – с удивленной улыбкой спросила я.

– Подарок.

Мне давно не дарили подарки молодые люди. Да что тут говорить, только один парень мне и дарил…

– Ух ты, что это?

– Ничего особенного. Но он мне очень понравился, – Антон раскрыл ярко-красную коробочку и вложил мне в руку что-то прохладное и металлическое. Оказалось, это был женский милый брелок – к тонкой цепочке его были прицеплены маленькие яркие вкусности: кусочек торта с миниатюрными ягодками, сердечко, конфеты, шоколадный рогалик. И все это смотрелось настоящим, только уменьшенным в размерах и просто прелестным. Нелли наверняка выпалила бы свою любимую фразу: «кавай», если бы увидела этот брелок. А вот Нинка только бы носик наморщила и заявила, что «такую фигню она не разрешила бы подарить себе, великой».

А мне очень нравится! Я вообще люблю неожиданные сюрпризы и знаки проявления внимания. Жаль, мой телефон теперь не работает. Зато я могу прицепить эту штучку к ключам.

– Как мило, – слегка зарделась я, отворачиваясь, чтобы Антон этого не заметил.

– Нравится?

– Очень! Я прямо сейчас и прицеплю на ключи, – тут же достала я связку, но в результате не смогла присоединить чудесный подарок к кольцу.

– Давай я, – протянул руку мой одногруппник, и я с благодарностью посмотрела на него. Его ловкие пальцы быстро все сделали.

– Спасибо, Антош! Так классно! – завладела я через полминуты своими ключами и прикрепленным к ним ярким брелком со сладостями. Для наглядности потрясла ими в воздухе, словно бы их звон мог убедить парня в моей искренности. Он только улыбался. Красивая у него улыбка, открытая. А Кей все только ухмыляется, как сова, ищущая очередную мышку-норушку, осмеливающуюся тихой ночью вылезти из своей норки. Даже странно, что этот поганец говорит, а не ухает, и вместо носа у него не загнутый вниз хищный клюв.

А вот Антон в противовес блондину похож на плюшевого мишку. Надо обязательно усадить его на лавочку и поэксплуатировать его удобное плечо собственной головушкой. Но не получится – лавки-то все мокрые, и хотя солнце опять выползло, оно не успело просушить покрытое лаком дерево. Значит, мы просто будем гулять.

Не выбирая путь нашего прогулочного маршрута, мы с Антоном просто шли по улице и болтали обо всем. Я все чаще ловила себя на мысли, что с ним все-таки очень удобно и легко. А главное, я ему нравлюсь, и между нами нет никакой коммуникативной стены. Почему раньше мы с этим загадочным парнем не общались, а? Или просто все приходит в свое время?

– Хочешь мороженое? – спросил он, когда мы проходили мимо киоска.

– Не-а.

– Почему? Все девушки любят мороженое, – с недоумением спросил он.

Ага, все. Вот Настя, например, его ненавидит.

– А пить хочешь? – задал новый вопрос Антон.

– Не-а, – так же беззаботно отвечала я, хитро поглядывая на него.

– А что ты хочешь?

Ну вообще-то есть у меня одно неестественное желание – идти с кем-нибудь за руку, как ходят все эти влюбленные парочки, на которых у Нинки аллергия. Но не могу же я тебе об этом сказать?

– Ничего не хочу. Эй, смотри, радуга! Видишь! – вдруг обернулась я, разглядев на высоком небе широкую разноцветную дугу, в которой ярко выделялись семь основных цветов этого мира.

Вообще-то я хотела сообщить это только Антону, но, по-моему, сделала это громко, и это услышала вся площадь, по которой мы шагали. Многие тут же подняли головы вверх, кто-то заулыбался, кто-то перестал хмуриться, а кто-то даже попытался сфотографировать случайную небесную гостью.

– Редко кто смотрит на небо и восхищается им, – очень задумчиво произнес Антон. – Катя, ты правда необычная девушка. А ты знаешь, что радуга – пояс Лады? – спросил он, неотрывно глядя в небо, как будто бы хотел перевести разговор, испугавшись своих слов.

– Ты имеешь в виду славянскую богиню Ладу? – спросила я.

– Да, ее. Однажды Лада заметила на земле прекрасного юношу, и он очень понравился ей. Она развернула свой самоцветный пояс так, что между небом и землей протянулась радуга-дуга, и спустилась по ней к нему. Они уединились в лесу, а, тем временем ее супруг Перун…

– Это который самый главный был, да, в пантеоне? – переспросила я.

– Кажется, да. Громоносный Перун захотел найти Ладу, но в тереме ее не обнаружил, зато заметил в небе ее пояс. Он решил спуститься по поясу вниз и непременно бы увидел свою жену и красавца, но бог любви Лель решил ей помочь и сбросил с небес этот пояс-радугу. Воцарилась тьма.

– И Перун ничего не увидел? – подхватила я.

– Точно. С тех пор Лада часто приходила к юноше по радуге, но делала это лишь с наступлением темноты – чтобы Перун не заметил. Поэтому радуга никогда и не светит ночью.

– Серьезно? – удивилась я, изумленная тем, что Антону, не самому приличному ученику, известны такие факты из славянской мифологии. Нет, надо заняться своим самообразованием…

– Конечно, – подтвердил Антон, не переставая улыбаться. – Увидеть радугу ночью сможет не каждый.

– Ты говоришь так, словно видел ее.

– Нет, я говорю так, потому что хочу, чтобы это кто-нибудь сделал.

И мы пошли дальше.

Наверное, мы кружили по улицам часа три, и мое настроение рядом с Антоном повышалось, как градусы на ртутном градуснике, который нерадивый школьник поднес к нагретой лампочке или батарее, чтобы не ходить в школу, притворившись больным.

С ним было легко и интересно разговаривать – почти как с Нинкой, только он не вставлял ехидные замечания, не обсуждал всех вокруг и не давал мне миллион советов. Странно, но он не говорил плохого о людях, и мне это нравилось.

А потом моя подружка опять все испортила. Умудрилась же! Мы ее встретили. Почти встретили.

Я и Антон, обсуждая какой-то фильм, неторопливо шли по длинной, недавно заасфальтированной дороге около высокого десятиэтажного дома, вдоль которого росло огромное количество высоких деревьев (Ниночка это место в шутку называет лесом).

– А мне очень понравилось, как режиссер… – Я замолкла на полуслове и даже остановилась.

Впереди, спиной к нам, стояла Нинка, но не одна, а в компании с двумя молодыми людьми, в одном из которых я без некоторого труда опознала младшего Нинкиного брата Сергея, а в другом – ее постоянного поклонника Валерия, очень странного парня лет двадцати семи. Этот Валерий приводил в замешательство не только меня, но и даже ко многому равнодушную Журавлика, которая вынуждена была терпеть его признания в любви уже третий год подряд. Кстати, этот парень являлся единственным сыном директора одной известной туристической фирмы, но даже факт его обеспеченности не заставил Нинку проявить к нему хоть сколько-нибудь теплые чувства.

Познакомился Валерий с Ниночкой одним теплым летом, в августе, перед поступлением в университет, в каком-то известном клубе, куда подружка заявилась вместе с сестрой. Внешность паренька была не шибко привлекательна, и когда он, краснея и потея в жарком помещении, где стены сотрясались от грохота музыки, пригласил блондинку на танец, она, естественно, отказала Валерию в его просьбе и тут же, расхохотавшись, обозвала Бабой-ягой в мужском эквиваленте. Этому прозвищу немало способствовали такие внешние данные, как: длинный, слегка крючковатый нос, кроличьи кривые зубы, близко посаженные белесые глазки, неимоверная худоба и светло-рыжие растрепанные волосы, на которых словно бы кошки дрались – такими странными клочьями торчала его шевелюра. К тому же парень от застенчивости слегка шепелявил и проглатывал окончания, и после его попытки пригласить мою подругу на танец она смеялась так долго, что, по ее словам, у нее даже скулы сводить начало.

Нинка до сих пор неизменно величает кавалера-неудачника только Бабой-ягой, и никак иначе, хотя за три года внешность Валерия претерпела воистину волшебные метаморфозы! Поняв, что Ниночке нравятся красивые и накачанные молодые люди, этот сумасшедший, не долго думая, решился сделать ряд пластических операций в лучших клиниках Европы, а также долгое время упорно занимался в тренажерном зале под руководством опытных тренеров. Валерий стал за собой следить так, как этого не делают иные девушки, и в итоге из него получился довольно симпатичный молодой мужчина с весьма накачанным торсом и широкими плечами. Даже ноги-палки стали выглядеть нормально. Говорить и вести себя он стал уверенно и вообще едва ли не полностью изменил свой характер. Я всегда изумлялась – вот же сила воли у человека! Мне бы такую.

Однако интересная внешность все равно Журавлика не привлекла, и она относилась к Валерию с долей отвращения.

Проявив упорство в достижении поставленной цели (завоевать неприступную красавицу, разумеется), Баба-яга пытался привлечь внимание любимой всеми мыслимыми и немыслимыми способами, изрядно раздражая Ниночку. Отказы и грубые слова на него не действовали – ко всему этому парень имел удивительный иммунитет и не обращал внимания. К просьбам не прислушивался. Доводов не понимал.

Зато он мог совершать феноменальные и одновременно глупые поступки. Однажды нанял целый цыганский табор, чтобы тот несколько часов подряд пел под Ниночкиными окнами о «большой любви Валерия». Хорошо, что Виктора Андреевича не было дома, а сама Нинка убежала из квартиры, оставив соседей наслаждаться песнями и плясками и проклинать Бабу-ягу, выглядывающего из-за ближайшего дерева.

В другой раз он нанял пару детективов, которые настойчиво следили за девушкой и ее личной жизнью, докладывая Валерию обо всех Нинкиных передвижениях. Но о том, что за дочерью следят какие-то недоумки, узнал дядя Витя (вернее, это заметила его охрана), и он, защищая дочь, буквально разорил частное детективное агентство.

Однажды поклонник подруги подрядил каких-то громил отмутузить очередного парня, с которым неугомонная подруга временно встречалась. Жаль, что тот парень оказался боксером…

Как-то подарил ей ровно пятьсот ярко-алых роз, но даже яростная отповедь Журавль не сразу помогла ему осознать, что четное количество цветов дарить как-то немного неприлично, тем более любимой девушке.

А один раз, когда Ниночка и какой-то ее парень пришли в кино на нон-стоп, перед началом фильма на большом плоском экране вдруг появилась Нинкина фотография и пылкое признание в любви от Бабы-яги. Зал зааплодировал, думая, что Ниночка примет ухаживания сияющего Валерия, занявшего целый ряд ВИП-диванчиков, однако та схватила своего друга за руку, выволокла его в проход и страстно поцеловала на виду у всех, поэтому все зрители подумали, что это признание было именно от него, а не от Бабы-яги. Это же подумала и администратор, притащившая парочке заказанные Валерием корзину с фруктами и шампанское.

Самый глупый поступок влюбленного в Нинку заключался в том, что он подарил подружке какого-то жутко дорогого породистого щенка (и это при том, что она терпеть не может собак!). Собаку принесли курьеры в красивой коробке с кучей открыточек, и Журавль чуть от досады не сгрызла эти самые открыточки, вскрыв «посылочку» и обнаружив спящее животное.

Постучав длинными багровыми ногтями по столу в бессильной злобе, Нинка притащила щенка ко мне, перепутав, видимо, мою квартиру с зоопарком, а Нелли, повосторгавшись забавным беленьким песиком, похожим на игрушку, отдала его какой-то своей подруге. К слову сказать, та девчонка пару месяцев думала, что Персик (так назвали собачку) – совсем обычная пушистая дворняжка с белоснежной шерсткой, улыбающимся личиком и ласковым нравом, а вовсе не дорогущая и редкая самоедская лайка. Когда же девочка и ее родители узнали, какое счастье бесплатно досталось им в руки, они тут же помчались в какой-то элитный собачий клуб, где их с радостью приняли. Теперь они всей семьей разводят этих лаек и постоянно повышают свое материальное благосостояние, выгодно продавая собак. А Баба-яга, узнав, что любимая отдала прелестного щенка, очень расстроился – чуть ли не до слез в глазах, потому что, видите ли, хотел жить вместе с этой собакой и Ниночкой вместе.

«Ты – чмо, – заявила на это Журавль, – и собака твоя – чмо. Живи с кем хочешь, хоть с президентом Тимбукту, хоть со Смешариками, хоть с голубыми мальчиками, только, пожалуйста, без меня».

С одной стороны это было дико смешно – иметь вот такого настырного и немного наивного богатого поклонника, который активизировался несколько раз в году, преимущественно осенью и весной – в это время он как раз возвращался из Европы, где, по слухам, и жил. Хотя Нинка считала, что Валерий, как и бессмертный одноименный герой «Идиота» Достоевского, просто лечится в хорошей психиатрической лечебнице где-нибудь в Швейцарии и лишь пару раз в году посещает родные пенаты. С этим, конечно, она загнула – по-моему, Баба-яга действительно проживал то ли в Париже, то ли в Риме, помогая отцу с турагентством.

А с другой стороны, это было весьма утомительно: казалось, мания Валерия к Нинке вот-вот могла перерасти в филию – таким настырным он был, пытаясь добиться внимания моей подружки.

Вот и опять торчит около нее… Сегодня, видимо, Валерий вновь вернулся в родной город и с места в карьер начал доставать мою подругу.

– Провались ты! – взбешенно отвечала на какие-то его заигрывания Ниночка, и я прямо-таки видела, как ее охватывает пламя праведного гнева.

– Парень, иди отсюда, – громко и очень недружелюбно говорил Сергей, – мы спешим!

Баба-яга огрызнулся в ответ, Нинка заорала еще громче. Интересно, куда они там спешат?

– Антон, – в панике прошептала я, хотя понимала, что Нинка, что-то увлеченно вопящая Валерию – едва ли не слова проклятия, меня не услышит. Но вот стоит ей повернуть свою чудесную голову с копной светлых волнистых волос чуть влево, она непременно увидит свою лучшую подругу и отшитого ею одногруппника в очках. Я, конечно же, не то чтобы преступление совершаю, но объясняться с Ниночкой совсем не хочу. Тем более она и так злая, судя по лицу. Вот же засада! Надо было думать, где гулять, и не подходить так близко к дому Журавлей.

– Антон, – повторила я, дергая его за рукав, – слушай, там Нина.

– Ты не хочешь ее встречать? – тут же понял молодой человек, с интересом глядя на живописное трио.

Немногочисленные прохожие тоже обращали внимание на кричавших.

– Да, – потупила я взгляд.

– Тогда пошли быстрее, – схватил меня за руку он, выполняя мое желание, и я даже опомниться не успела, как Антон потащил меня за собой.

Через несколько секунд мы оказались в одном из ближайших подъездов, в котором, по великой случайности, домофон был сломан, а дверь распахнута.

– Они сейчас в нашу сторону пойдут, – объяснил Антон свои действия, поймав мой удивленный взгляд, – и мы не успели бы скрыться.

– Думаешь?

Он кивнул и осторожно выглянул за дверь.

– Думаю. Нина как раз только что развернулась в нашу сторону. А кто с ней? – заинтересованно спросил одногруппник.

– Тот, что слева и черноволосый, – это ее родной брат, а справа, – я тихо засмеялась, – ее настырный поклонник. Нинка с Сережкой вдвоем отшивают его, наверное. Ничего серьезного, просто он ее…

– Вы чего тут стоите? – зашла в подъезд какая-то тетка с носом-грушей и кучей пакетов в руках.

– А что?

– Наркоманить пришли или пить? Не позволю.

– Мы не пьем и не наркоманим. – Тут же возмутилась я такими наглыми и беспочвенными обвинениями. А Антон, к моему удивлению, оставался совершенно спокойным. Ничего не сказав, просто вновь взял меня за руку и пошел быстрым шагом наверх – к лифту.

– Стоять! Вы куда? – заорала тетка, но сумки мешали ей нагнать нас. Наше поспешное бегство полностью убедило ее в том, что я и Антоша посетили ее подъезд с какими-то корыстными целями. Иначе зачем бы честным людям так поспешно уходить? Поэтому, едва не плюнув от досады, жительница этого дома проорала нам вслед новые оскорбления:

– Наркоманы! Молодые, а алкаши! Весь подъезд загадили и домофон сломали!

– Сами вы такая! – на ходу огрызнулась я, потому что я всегда с очень большим уважением относилась к чужим домофонам, не принимала наркотические вещества и алкоголь.

– Ах ты, шалава! – пустилась за нами вслед тетенька.

Пока она ругалась, мы достигли площадки, и Тропинин молча вызвал лифт, который, на наше счастье, прибыл удивительно быстро. Его створки успели закрыться, прежде чем тетка с грушей вместо носа успела добраться до нас.

– Сволочи! – донесся до меня ее приглушенный крик.

Видимо, дама с сумками всерьез была обеспокоена состоянием родной площадки. Пройдет еще немного времени, и она обязательно организует и в этой десятиэтажке что-то вроде пенсионного рейда, ведущего жестокую борьбу с хулиганами и непрошеными посетителями подъезда, цель которых – погадить…

– Ого, а ты решительный! Эта тетка за нами теперь гоняться будет, – вздохнула я с некоторым облегчением, но сильно не возникала, потому что мне нравилась одна вещь – мы ехали наверх и уже ни от кого не убегали, а Антон продолжал держать меня за руку, словно забыв отпустить. Я от умиления почти что плавилась, как шоколадное масло на солнце. И мне так хотелось улыбаться, что я просто не могла не позволить губам растянуться в глуповатой и широкой улыбке. И хотя тетка с грушевидным носом наверняка пустилась за нами в погоню, размахивая своими шуршащими пакетами, мне было радостно.

– Она нас выследит и убьет, – еще раз вслух воспроизвела я свои мысли. – Вот если бы на ее месте оказались мои соседки Семеновна или Фроловна, они бы точно нас нашли и наказали.

– Ну и пусть, – ответил Антон и нажал на кнопку «стоп». – Это ведь лучше, если бы Нина увидела тебя, – помолчав, он добавил, – со мной.

Я с болью в глазах посмотрела на него. Ведь неправильно все поймет, а обижать однокурсника мне совсем не хочется! Странное у меня к нему отношение: этого Тропинина я совсем не боюсь, мне легко общаться с ним, не хочется притворяться кем-то, как это часто (почти всегда) делает Нина, и напротив, я даже чувствую себя рядом с ним… как бы это поточнее выразить… не ведомой, а ведущей. С Кеем, к примеру, совсем наоборот – он, естественно, лидер, которого все должны слушаться и боготворить, а я должна подчиняться ему во всем.

– Антош, ты не подумай неправильно, – тихо ответила я, мысленно прося его не отпускать мою руку, – просто она очень рассердится. Что я ничего не рассказываю, скрываю от нее наше общение. Я хочу ей сказать, но пока не получается. Тем более… В общем, так.

Я замолчала и стала скрести ногтем свободной руки по металлической обшивке лифта, не боясь того, что лак с ногтей сдерется.

– Что тем более? – спросил он с интересом.

– Ничего, – отвела я глаза.

Для Нинки Антоша – непрезентабельный отстой, поэтому она и не обратила на него внимания. И ей очень не понравится, если она узнает, что я с ним общаюсь. Не потому что Журавль – злая ведьма, а потому что она хочет, чтобы мой парень был идеальным для меня. Она много раз говорила мне это. Это проявление ее странной заботы.

– Тем более с таким, как я, – еще с большим интересом произнес он, но в его голосе не было обиды – только живое любопытство. И руку он мою все же не отпускал и, кажется, только крепче сжал.

– При чем здесь это? – устало откинулась я на холодную стенку лифта.

Интересно, а сколько мы будем торчать тут и откроет ли тетка с пакетами на нас охоту или оставит в покое? И странно – почему в лифте так жарко? Даже щеки запылали, как будто я два часа подставляла лицо лучам жаркого дневного июльского солнца.

Антон не ответил. Он просто придвинулся близко-близко, склонил голову так, что наши лбы соприкасались, и проделал замечательную штуку – поцеловал обалдевшую от такого количества событий Катю.

И целовал очень уверенно, не с нажимом, но опытно и ласково, не довольствуясь просто лишь легкими прикосновениями губ, а требуя ответа. А отвечать ему приходилось, тем более это было так приятно.

Если бы я и он были нарисованными героями мультфильма, то наверняка бы аниматоры изобразили в моих глазах розовые сердечки, а над нашими головами – кучу птичек, цветочков и взрывающихся от переизбытка эмоций фейерверков. А рядом бы наверняка сидела всякая радостная живность, поющая глупые песенки и подбадривающая по-идиотски хихикающую парочку совершить свой первый поцелуй. Особенно сильно любят этот прием на известной студии «Уолт Дисней». Наверное, считают это верхом романтики.

А если бы я и Антон были героями романа, то романтично настроенная писательница не дрогнувшей рукой написала бы что-то вроде: «Горящие глаза влюбленных встретились, и он плотнее прижал хрупкую девушку к себе своими сильными руками, которые были готовы на все, чтобы защитить любимую, такую беззащитную и красивую, от всех бед этого мира. Их губы соединились в жарком и горячем поцелуе, и эти двое превратились в одно целое, не в силах оторваться от сладких и таких нежных уст друг друга…»

А вот если бы мы являлись актерами и фильм с нами в главных ролях показывали бы на большом экране, то непременно бы звучала трогательная мелодия, ставшая мгновенным хитом, и фоном для наших объятий был бы отличный пейзаж с нежными и яркими красками, который, несмотря на свою грандиозность, только лишь оттеняли бы нас. Может быть, мы бы даже стояли на палубе корабля из одного известного и печального кино, разбившего миллионы сердец на всей планете.

Но мы были просто сами собой и выглядели не так броско и эффектно, как вышеперечисленные мною герои. Зато нам обоим было хорошо, и где-то в груди порхали легкие кружевные бабочки, которые задевали тонкими крылышками мое сердце, поэтому оно и стучалось, как после пятикилометровой пробежки.

Волшебство бывает в нашей жизни. Появляется тогда, когда его никто, совершенно никто не ждет.

Жаль ли, что не было фейерверков, музыки и группы поддержки в виде животных? Нет, нисколько. И вообще не сильно мы похожи на страстную пару. Антон даже не обнял меня, просто продолжая крепко держать за руку, подняв ее вверх и прижал к своей груди. Но мне это нравилось, и я сама робко опустила ладонь на его плечо, касаясь легко-легко, потому что боялась. Чего боялась? Того, что вдруг я сплю, и на самом деле сжимаю сейчас край подушки: чуть сильнее надавлю и проснусь, потому что пойму, что все это нереально. А ведь так обидно выныривать из оков романтического сна и понимать, что на самом деле сейчас просто ночь и все, что только что казалось тебе настоящим, – всего лишь красивый вымысел, который лопнет с такой же легкостью, что и шарик.

Антон не останавливался и свободной рукой так же осторожно обнял меня, прошептав, на секунду отстранившись, мое имя.

Шарик?

Точно! Катя – воздушный шарик. Сейчас она взлетит в небо. Главное, взять с собой Антона, которого поцелуй захватил полностью, – я понимала это по его дыханию.

Главное, не лопни, деточка-шарик. Отвратительно получится.

Не лопну, не надейся, противный внутренний голос. Как же это здорово!

Знаешь, сколько микробов ты сейчас у него нахватаешься?

Отстань! Я не хочу сейчас ни о чем думать.

Отлипни от него!

Ага, сейчас. И пусть наш вначале несмелый, но внезапный и магнетический поцелуй продолжался совсем недолго, зато сердце мое грозило вырваться наружу, проломив преграду в виде ребер, и в душе нежданно-негаданно поселилось прекрасное чувство: смесь нежности, восторга и легкого головокружения.

Да ты наверняка целуешься ужасно – практики-то долго не было. Ха-ха-ха!

Нормально я все делаю. Ему ведь нравится.

Угу, нормально. Может быть, кто-то просто умело целуется, не то, что некоторые, а?

Отстань, или я скоро буду думать, что у меня раздвоение личности. Думай, что хочешь. Но вообще-то… мне тоже это дело нравится. Ладно уж, милуйся. И глаза приоткрой – посмотри, закрыл ли он свои или нагло пялится на тебя? Если не закрыл – сто процентов, этот поцелуй не искренний.

Я тут же приоткрыла свои «зеркала души» и упокоилась – все в порядке. И какие ресницы у него длинные – длиннее, чем у меня. А я раньше и не замечала. И кожа такая хорошая, почти что идеальная… и черты лица правильные…

Ну прямо не человек, а прынц!

Он остановился на мгновение, провел своими губами по моим, прижал крепче и вновь стал целовать – еще активнее.

Жаль, что совсем скоро наш поцелуй (как же мне нравится это слово!) завершился – только инициатором пришлось выступить мне. Совершенно случайно. Наверное, я не совсем адекватная, потому что после этих слов в моей голове успели проплыть картинки всех трех «поцелуйных вариантов», и мне стало смешно – от смущения скорее всего. Я отстранилась от Антона с милейшим выражением лица: рот слегка приоткрыт, глаза, напротив, прикрыты, а щеки красные. Он провел рукой по моей скуле, глядя затуманенным взглядом поверх меня.

Честно сказать, я не знаю реакцию других девушек на такие вот приятные события, поэтому не могу точно сказать, была ли моя собственная реакция нормальной. Я отвела глаза, словно передо мной проплыли два десятка веселых стриптизеров, и засмеялась, прикрывая до сих пор горящие губы ладонью.

Если бы и Антон захихикал, я бы, наверное, заржала, как лошадь. Но этот парень оставался серьезным, может быть, только немного смутившимся, хотя чего ему смущаться – он же первым решил поцеловать девушку. Нет, по-моему, его просто несколько удивила моя реакция. Была бы я на его месте, тоже бы подумала: «Чего это она ржет? Я вроде не клоун». Но он молчал, и я постепенно успокоилась. Ну не виновата я, что у меня такая реакция на то, что произошло между нами. Мне неловко. Но ужасно приятно! К тому же он все не убирает своих пальцев с моей щеки, гладя ее.

– Антон, зачем ты так? – Мне казалось, что волшебное романтическое действо было долгим, но наш поцелуй продолжался не больше двух минут.

– Ты… тебе не понравилось? Почему? – с легкой запинкой спросил он и добавил: – Извини. Это внезапно вышло.

– Нет! В смысле я в шоке, но это было классно. Просто все это… неожиданно.

Он опустил голову, улыбаясь.

– А у тебя, – решила я высказать свою точку зрения на происходящее, – хорошо выходит!

– Что хорошо выходит? – не понял Антоша.

– Ну, это самое, – я показала пальцем на губы, потому что понимала, что если я произнесу «поцелуй» или однокоренные ему слова, то опять могу расхохотаться.

– Вот как. Хорошо, значит?

– Да-а-а. Практика, наверное, большая, – в шутку сказала я.

Блондин пожал плечами, глядя на меня в упор. Снова хотел перейти к активным действиям? Я была бы не прочь. Он очень приятный, приятный и милый. Нежный. Не из разряда тех парней, которые, будучи красавчиками, отталкивали меня всего лишь голосом или даже жестами.

Кстати, а ведь у него действительно это хорошо получалось (я закрыла на секунду глаза, вспоминая его губы), хм… сразу видно – опыт в этом деле есть. Только вот откуда у Антона такой опыт? Я думала, что у него и девушек-то не было. Будет очень смешно (а может, и не очень), если окажется, что одногруппник – опытный ловелас. Надо поинтересоваться… Хотя вообще-то спрашивать о том, сколько у него, Антона, было девушек, сразу же после того, как мы поцеловались, – это крайне глупо. Он еще что-нибудь подумает не то.