Музыкант и модель

На море поднялся ветер. Соленые брызги ритмично окатывали ноги.

Когда показался узкий, высокий камень – основная примета места, где они недавно были счастливы, Тони понял, что зря согласился на этот поход. От усилившихся, разбивающихся о него волн камень стал как бы старее, суровее, зазубринки на нем – заметнее, а горы в это время суток утратили радужную расцветку.

– Надо было приходить утром, – заключил Тони.

– Надо было подождать год или два, а потом приходить и ностальгировать, – не согласилась Люсия.

– Через два года появится столько новых впечатлений, что мы и не вспомним об этом. – Он сел и стал чертить что-то на камне палочкой, склонив голову.

Она смотрела ему в затылок: ветер играет кудряшками. Блестящим завиткам весело, а их хозяин только сейчас догадался, что ему подобает грустить. И внезапно охватив руками пушистые, смуглые виски, Люсия поцеловала макушку Тони совсем по-матерински.

На обратном пути доверчивый влюбленный строил планы на будущее, его интересовало, в какой части Мадрида им лучше снять квартиру, какого цвета должны быть абажуры и мебель и скольких комнат было бы достаточно. Люсия поддерживала разговор, но так, словно речь шла о других людях, или как будто она маленькая и играет в куклы. Игра, где все так просто и быстро: сегодня ты в розовой гостиной принимаешь иностранных консулов, а завтра за столиком со сломанными ножками готовишь пирог из трех подгнивших яблок.

Увидев вдалеке утомленного жарой фотографа с ослом и голозадой обезьяной, Тони попросил Люсию сделать снимок на память. Помявшись, она согласилась. Тони обнял ее за талию и оскалился. Ей стало жаль себя, фотографа и даже осла. Что заставляет их разыгрывать счастливые сцены, когда хочется уйти в тень и грустить о несбывшемся? Моментальный снимок – и ты удивляешься, неужели так выглядит твое настоящее: насупленные брови, недоверчивый взгляд, а сбоку – широко и основательно, по-полицейски поставленные ноги Тони, его простоватое, довольное лицо и от этого самого довольства – совершенно разъехавшийся нос. Жаль его, он и не предполагает, что может не нравиться ей таким. «Приеду – порву эту дурацкую фотографию», – решила Люсия.

День стремительно убегал, прятался из будущего в прошлое. Нужно решиться наконец на что-нибудь. Встреча с Дэвидом, как ни пыталась Люсия предвидеть ее ход, оставалась черным пятном, дырой, ведущей в неизвестность. Она приглашена «на стаканчик виски», но почему без Тони и в столь поздний час? А вдруг он придет не один, вдруг это шутка, розыгрыш, насмешка над Тони и над ней? Каких только картин ни рисовало ее воображение, подхватившее неизученный, опасный вирус – тягу к остроте чувств. Люсия боялась разочароваться. Впервые она задумалась о том, насколько широк ее угол зрения: можно напрячься, сдвинуть с места заржавевшие ножки циркуля и упиваться просторами раскидистого круга, а не толочься на узком пятачке обыденности. Ей хотелось пойти, вызнать у Маковски тайну, которая позволяет делать из плавного ручейка жизни шумный фонтан. У нее, несомненно, получится, и она сможет передать свой новый настрой Тони. Какое значение имеют намерения Дэвида, он может так же прямолинеен в своих желаниях, как Тони этой ночью, но при этом, сам того не подозревая, дарит ей целый мир – красочный, яркий. И вовсе не обязательно делить с ним ложе, можно вовремя уйти, но унести с собой кусочек его вечного праздника. Он угощает своим феерическим пирогом, полжизни – за крохи с его стола.

«Я, кажется, сошла с ума», – одернула себя Люсия. Она уже минут десять простояла у лесенки в бассейне, собравшись войти в воду. Курортники недоуменно обходили ее, стараясь не задеть, а потом с ухмылками уплывали к другому бортику. Тони ушел за мороженым.

Бассейн находился во внутреннем дворе отеля. Откинувшись на спину, можно видеть нагромождение окон-близнецов. Одни из них зашторены, а в других играют лучи послеобеденного солнца, отяжелевшего и готового в обратный путь, на ночлег. С двумя вазочками взбитого фруктового лакомства показался Тони. Люсия вынырнула, грациозно поднялась. Вода серебряными струями стекала с ее стройных ног. Купальщица сняла шапочку, и волосы роскошной волной упали на плечи. Спрятавшись в фиолетовый пушистый халат, поджав ноги на пластиковой лавке и водрузив вазочку с мороженым на колени, она принялась за десерт. Кусочки фруктов, бездонный цвет халата и нежный цвет пухлых, чувствительных губ сливались в чудесную гамму, придавая облику девушки неповторимое очарование. Тони не мог притронуться к еде, так как ловил каждое движение Люсии. Он особенно ценил в своей подруге то, что ее красота была естественной, природной. Несомненно, Люсия любила повертеться у зеркала, но ее внешний вид никогда не ассоциировался с кропотливым трудом косметологов, парикмахеров и модельеров. Создавалось впечатление, что ее совершенно не заботит, как она выглядит, и оттого она прелестна, как увлеченный чем-то до самозабвения ребенок.

– Тебе что, не нравится? – поинтересовалась она, проглотив последнюю ложку.

– Я засмотрелся на тебя.