Музыкантская команда

Оттуда мы увидели несколько экипажей. Они во весь опор мчались вниз по улице. В них среди груды чемоданов и узлов с трудом можно было различить несколько мужских и женских голов.

— Ага, началось, — сказал отец.

Я поднял на него глаза и увидел, что он улыбается. Когда экипажи проехали и мы снова тронулись в путь, я спросил:

— Что началось, папа?

— Разве не видишь? Удирают ведь…

Я не понимал, кто и куда удирает, а потому снова вопросительно посмотрел на него.

— Наши подходят, сынок, большевики. — Отец положил руку мне на голову. — Ты разве не слыхал? Они уже в Дилижане…

Я удивленно огляделся вокруг.

Как, значит, уже?.. Мне не верилось, потому что я в воображении представлял себе этот день другим. Мне казалось, когда придут большевики, их будут встречать ликующие толпы с факелами, с фанфарами. А сейчас что? Вокруг полумрак, холодно и сыро, и мы шагаем по пустынным, неприветливым улицам неизвестно куда…

Мы шли по тропам и тропинкам, все поднимаясь в горы. Шли на север, только на север. Избегали шоссейных дорог, чтобы не повстречаться с группами дашнаков, удирающих в южном направлении.

Но мы и не хотели особенно удаляться от шоссейной дороги, чтобы не пропустить тот миг, когда покажутся части Красной Армии.

Все были уставшие, голодные. И я тоже… И потом, здесь, на высоте, нас особенно мучил холод. На вершинах лежал снег, и оттуда дул холодный, режущий ветер.

Но, несмотря на холод, голод и усталость, настроение у всех было приподнятое.

Мы шли и рассказывали друг другу все, что приключилось с нами за последнюю ночь. А еще больше говорили о будущем. О том, что будем делать, когда все это кончится.

Прошлое было окутано мраком, и мы не хотели оглядываться назад. Шагали вперед, только к северу, и смотрели в будущее.

Следующую ночь мы провели в ущелье, среди скал. Они защищали нас от ветра. А на рассвете снова поднялись в поход на север.

За ночь ветер немного разогнал тучи. Из-за гор медленно выкатилось солнце и стало карабкаться вверх по небосклону. И одновременно с этим на скалы и ущелья неожиданно вдруг полился золотой дождь. Полился он, и с новой силой зашумела река.

— Скорее, скорее, — сказал товарищ Тигран. — Умоемся — и в путь…

— Идем, — сказал отец, и они стали спускаться к реке.

Я остался стоять под солнцем. И, напрягаясь изо всех сил, прислушивался к звукам там, наверху.

Со стороны шоссе решительно ничего не было слышно, но мне почему-то было тревожно.

Чувство тревоги заставило меня сорваться с места и вскарабкаться наверх. Я почти бежал.

Наконец добрался до большой скалы и остановился. За скалой было шоссе. Что там кроется — опасность или радость? Могло быть и то и другое. Смотря кто идет по дороге. Но кругом царило гробовое молчание. Я вышел из-за скалы и лицом к лицу столкнулся с каким-то человеком. Он неподвижно восседал на белом коне и был в трех шагах от меня. Молодой, загорелый, голубоглазый, с мужественным лицом.

Одет он был в кожаный полушубок. На голове буденовка. Из-под нее на лоб выбился светлый чуб. Мгновение я и незнакомец разглядывали друг друга. Потом я спросил:

— Ты кто?

Он сделал знак, что не понимает меня,

— Ты рус? — сказал я по-русски. — Красный?

— Рус, рус, — улыбнулся всадник. — Красный…

Но я все не сводил с него взгляда, потому что еще не верил ни глазам своим, ни ушам. Мне казалось, что он сейчас станет невидимкой, исчезнет, как сон…

Но русский продолжал стоять на месте и с улыбкой смотрел на меня. И тогда, резко повернувшись, я кинулся вниз к ущелью, к нашим…

В Армении в это время года обычно начинается зима. Но в тот день утром была теплая и ясная погода. С высокого неба улыбалось земле торжественное и спокойное солнце. Веял легкий, приятный ветерок… И нам казалось, что снова пришел май.

Да, ведь в этом году у нас в стране не было весны.

Правда, как обычно, в горах растаял снег, побежали вниз журчащие ручейки, а в садах расцвели алые розы, но люди не заметили пробуждения природы. Затаив дыхание они прислушивались к грохочущим по всей стране выстрелам, к глухим ударам сердец героев, осажденных в Карской крепости.

Полные надежд, вслушивались они в грохот пушек бронепоезда со стороны Александрополя и смотрели то в сторону Баязета, то в сторону Казаха, Сарикамыша, Дилижана, откуда ветер доносил горячее дыхание боев.

Потом, когда в горах прекратились выстрелы и восставших сломили, люди с прежней тревогой и гневом прислушивались теперь уже к доносившимся из темниц стонам мучеников и содрогались от залпов, раздающихся время от времени в ночном мраке…

И тысячи губ вполголоса, как клятву, повторяли ставшие отныне священными имена борцов за народное счастье: Алавердян, Мусаэлян, Гукасян, Гарибджанян, Сару-ханян…

И теперь вот она, долгожданная весна!