Музыкофилия

В 1995 году я провел несколько дней в специализированном летнем лагере в Леноксе, штат Массачусетс, с уникальной группой людей, каждый из которых страдал врожденным заболеванием, называемым синдромом Вильямса. Синдром представляет собой странную смесь интеллектуальной избыточности и интеллектуального дефицита (достаточно сказать, что IQ большинства тамошних пациентов не превышает 60). Все они казались чрезвычайно общительными и любознательными. Несмотря на то что я не был знаком ни с одним обитателем лагеря, они сразу встретили меня дружески, как давнего знакомого – словно я был не заезжий незнакомец, а старый друг или любимый родственник. Они были экспансивны и разговорчивы, спрашивали, как я доехал, есть ли у меня семья, какие цвета и какую музыку я люблю. Я не видел там ни одного сдержанного человека; даже младшие дети, находившиеся в том возрасте, когда ребенок стесняется или побаивается незнакомцев, брали меня за руку, заглядывали в глаза и не по годам по-взрослому говорили со мной.

В большинстве своем это были подростки и молодые люди в возрасте около двадцати лет, хотя было здесь и несколько детей, а также одна женщина сорока шести лет. Внешне, независимо от пола и возраста, они все были очень похожи друг на друга. У всех были широко растянутые рты, курносые вздернутые носики, маленькие подбородки и круглые любопытные глаза. Обладая индивидуальными особенностями, все они казались членами одного племени, отличались невероятной словоохотливостью, приподнятым настроением, желанием рассказывать всякие истории. Они тянулись друг к другу, не опасались незнакомцев и, помимо всего прочего, обожали музыку.

Вскоре после моего приезда обитатели лагеря вместе со мной потянулись к большой палатке, предвкушая радость субботних вечерних танцев. Практически всем предстояло активное участие в мероприятии – либо в качестве музыкантов, либо в качестве танцоров. Стивен, коренастый пятнадцатилетний парень, играл на тромбоне. Было видно, что чистые мощные звуки сверкающего медного инструмента доставляют ему настоящее удовольствие. Меган, романтическая и открытая душа, тренькала на гитаре и напевала нежные баллады. Крисчен, долговязый худой подросток в берете, обладал недюжинным слухом и мог сыграть на фортепьяно любую услышанную песню. Обитатели лагеря были очень чувствительны и восприимчивы не только к музыке – мне показалось, что они чувствительны к звукам вообще, или, по крайней мере, очень внимательно к ним прислушиваются. Эти люди улавливали самые незначительные звуки, на которые никто из нас не обратил бы ни малейшего внимания, и часто имитировали их. Один из мальчишек мог по звуку двигателя определить марку проезжающей мимо машины. С другим мальчиком мы пошли гулять в лес и там случайно натолкнулись на улей. Жужжание пчел так понравилось моему спутнику, что он потом сам жужжал до вечера. Чувствительность к звукам различна у разных людей и в разные моменты у одного и того же человека. Например, одному мальчишке страшно нравилось гудение пылесоса, а другой не мог его выносить.

Энн, в свои сорок шесть лет, – самая старшая обитательница лагеря, – перенесла множество операций, сделанных с целью коррекции аномалий, сочетающихся с синдромом Вильямса. Она выглядела старше своих лет и отличалась мудростью и прозорливостью. Все остальные обитатели лагеря смотрели на нее как на советчицу и почитаемую старейшину. Она очень любила Баха и даже сыграла мне на пианино несколько вещей из «Сорока восьми прелюдий и фуг». Энн жила в отдельной палатке самостоятельно, пользуясь иногда посторонней помощью. У нее даже был телефон. Правда, она говорила, что с ее вильямсовской болтливостью она получает огромные телефонные счета. Для Энн были очень важны ее отношения с преподавателем музыки – он помогал ей находить музыкальные средства выражения чувств, а также преодолевать технические сложности исполнения, связанные с заболеванием.