«Хочу поделиться с вами чудесной новостью, которую я не открыл вам раньше только потому, что хотел удостовериться, что это не химера или нечто временное, не феномен, который скоро закончится. Состояние мое значительно улучшилось. Иногда я воспринимаю тональности почти нормально! Но позвольте коснуться деталей.
Несколько месяцев назад мне заказали написать ноты для большого струнного оркестра и нескольких солирующих инструментов, что предрасполагает к использованию додекафонической техники и всех возможностей большого оркестра. Короче говоря, это самая трудная для сочинения музыка, которую только можно представить, учитывая мою кохлеарную амузию. Но я бросился в это дело очертя голову. Я даже смог дирижировать оркестром во время звукозаписи. Звукорежиссер, с которым я давно и плодотворно сотрудничал, сидел в своей кабине, устраняя нарушения тональности, проблемы с частотами и равновесием. Во время записей у меня случались нарушения восприятия некоторых высоких пассажей, но если я слышал, что они какие-то «забавные», то знал, что звукорежиссер слышит их правильно и, в случае чего, сумеет подправить. Как бы то ни было, все удалось на славу.
Потом я просто перестал верить своим ушам. Работая за фортепьяно или синтезатором, я стал замечать, что моя амузия начала меня отпускать. Не каждый раз – иногда состояние мое снова ухудшалось, иногда улучшалось, некоторые тональности я воспринимал лучше, другие хуже, иногда аномалия происходила на следующий день, а иногда в следующий момент, – но в целом мое восприятие улучшилось. Временами, по утрам, я проверяю себя и нахожу, что все нормально, но через несколько секунд восприятие снова может нарушиться. Тогда я стараюсь «исправить» положение усилием воли или играя ту же ноту на октаву или две ниже, и это помогает восстановить точность воспроизведения. Я обнаружил, что могу делать это все чаще и чаще. Этот нелинейный, но улучшающий положение процесс продолжается вот уже почти два месяца.
Это улучшение, как мне кажется, началось сразу после того, как я стал сочинять, оркестровать, дирижировать и испытывать как внешний, так и внутренний слух – как гармонией, так и текстурой сложной музыки с чрезвычайно широким тональным диапазоном. Вероятно, это было что-то сродни музыкально-неврологической гимнастике, и я постепенно укрепил механизм воли, сохранившийся в моем старом сером веществе, и сосредоточился на решении проблемы. Вероятно, стоит упомянуть и о том, что в последние четыре-пять месяцев я был очень занят и другими музыкальными проектами. Ведь впервые я начал замечать искажения после периода затишья в моей композиторской деятельности, а теперь они проходят – и проходят на фоне возобновления интенсивной музыкальной работы»[55].