МЫ

Девушка! Сколько тебе лет?
Девушка! Сколько тебе денег?
Давно билет?
Любовник-мошенник?
Девушка! А часто кричат, проказничая:
– Навзничь ее!
Ты старая, как портсигар мой,
Кожа тихая, в лоск.
Сегодня кто за казармой
Издавит девичий воск.
Прости меня мерзкого.
Я – поросший щетиною зверь!
Не верь.
Это из Достоевского!

Она.

Желтым усом шевелит
Месяц к окну прилипший.

Он.

Ну, и тип же
Полотерит паркеты плит.

Она.

Я спала в граммофонных трубах,
На проводах сушила белье.
Сколько тихих и грубых
Входило в мое жилье.

Чтец.

Убегали бульвары в скверы,
Проползали дома в дома.
Поблескивало начало эры
В уме, сходившем с ума.
А тоска была ментором
И солнца не принимала всерьез.
И кокетничал с черным центром
Каучук качельных колес.

Виктор Хлебников

«Малюток…»

Малюток
В стае чижей,
Чужой,
Молю так:
Я видел выдел
Вёсен в осень,
Зная
Зной
Синей
Сони.
Сосни, летая,
Сосне латая
Взоры голубые
Прической голубей.

«Ветер – пение…»

Ветер – пение
Кого и о чем?
Нетерпение
Меча быть мячом.
Люди лелеют день смерти,
Точно любимый цветок.
В струны великих, поверьте,
Нынче играет Восток.
Быть может, нам новую гордость
Волшебник сияющих гор даст,
И, многих людей проводник,
Я разум одену, как белый ледник.

Вадим Шершеневич

Поэта страдание

Чтоб не слышать волчьего воя возвещающих труб,
Утомившись сидеть в этих дебрях бесконечного мига,
Разбивая рассудком хрупкие грезы скорлуп,
Сколько раз в бессмертную смерть я прыгал.

Но крепкие руки моих добрых стихов
За фалды жизни меня хватали… и что же?
И вновь на Голгофу мучительных слов
Уводили меня под смешки молодежи.

И опять как Христа измотавшийся взгляд,
Мое сердце пытливое жаждет, икая.
И у тачки событий, и рифмой звенят
Капли крови на камни из сердца стекая.

Дорогая! Я не истин напевов хочу! Не стихов,
Прозвучавших в веках слаще славы и лести!
Только жизни! Беспечий! Густых зрачков!
Да любви! И ее сумашествий!

Веселиться, скучать и грустить, как кругом
Миллионы счастливых, набелсветных и многих!
Удивляться всему, как мальчишка, впервой увидавший тайком
До колен приоткрытые женские ноги!

И ребячески верить в расплату за сладкие язвы грехов,
И не слышать пророчества в грохоте рвущейся крыши.
И от чистого сердца на зов
Чьих-то чужих стихов
Закричать, словно Бульба: «Остап мой! Я слышу!»

«Все было нежданно, до бешенства вдруг…»