Мы

— Это самый великий долбаный фильм из всех, что я видел в своей жизни.

— Алби, так ли необходимо прибегать к подобному языку? — поинтересовался я.

— А какая потрясающая работа оператора!

— Да, операторская работа мне тоже понравилась, — с надеждой вякнул я, но Алби уже обнимался со своей матерью, они оба хохотали, а потом он убежал в летнюю ночь, мы же с Конни, слишком пьяные, чтобы рискнуть снова оседлать велосипеды, взялись за руки и пошли домой через 13, 5, 6 и 7-й округа, словно юные влюбленные.

47. Затрудненность второго свидания

Несмотря на мою докторскую степень, сложная дилемма, что делать на втором свидании, полностью меня доконала. Каждый ресторан казался либо слишком официальным и роскошным, либо чересчур обыденным и обшарпанным. Конец февраля, значит идти в Гайд-парк холодно, а мой обычный выбор — кинотеатр — в данном случае тоже не подходил. Мы не сможем разговаривать в зале. Я не смогу на нее смотреть.

Мы договорились встретиться на четырехугольной площадке кампуса, недалеко от лаборатории, где я трудился над статьей. После окончания художественной школы Конни работала четыре раза в неделю в коммерческой галерее в Сент-Джеймсе. Работа ей не нравилась — бездарная живопись, у посетителей больше денег, чем вкуса, — но позволяла ей оплачивать жилье, пока она трудилась над своими картинами в маленькой студии Восточного Лондона, которую снимала на паях с друзьями — коллективом, как они говорили, — и каждый из них ждал собственного прорыва. В качестве карьерного плана все это казалось безнадежно неопределенным. Но галерея в Сент-Джеймсе по крайней мере означала, что Конни было чем платить за квартиру и питание. Запинаясь, я проинструктировал ее по телефону обо всех подходящих автобусных маршрутах, а именно 19-м, 22-м и 38-м.

— Дуглас, я выросла в Лондоне, — сказала она. — Я знаю, как ездить на автобусе. Увидимся в шесть тридцать.

В шесть двадцать два я уже стоял под башенными часами, уставившись в «Биохимик», глаза скользили по строчкам, но без всякой пользы; в шесть сорок я продолжал пялиться в журнал, когда сначала услышал ее, а потом уже увидел; высокие каблучки редко постукивали в этой части кампуса.

В наш век цифровых технологий мы имеем в своем распоряжении электронные средства, позволяющие воскресить в памяти более или менее любое лицо. Но в то время лица были как телефонные номера: мы старались запомнить самые важные. Однако снимки, сохраненные в моем воображении на прошлой неделе, начали блекнуть. Скромный и трезвый в этот ветреный и серый будничный день, буду ли я разочарован?

Ничего подобного. Действительность превзошла все мои ожидания: чудесное лицо, обрамленное поднятым воротником длинного черного пальто; под ним старомодное платье ржаво-красного цвета; тщательно наложенная косметика; темные глаза, губы цвета платья. Тарелка жареных креветок в «Крысе и попугае» перестала быть вариантом.

Мы поцеловались неловко: мне досталась мочка уха, а ей — волосы.

— Ты выглядишь потрясающе.

— Ты о платье? Да что ты, мне приходится носить его на работу, — сказала она, словно подразумевая: наряжалась не для тебя; прошло восемь секунд, а уже халтурный поцелуй и воображаемый щелчок по носу.

Вечер растянулся перед нами, как канат через широкий каньон. Чтобы подчеркнуть важность события, я надел свой лучший пиджак из эпатажного шоколадного вельвета и вязаный галстук цвета темной сливы. Ее рука потянулась к узлу и поправила его.

— Очень мило. Боже правый, а ты на самом деле носишь ручку в нагрудном кармане.

— Как ученый, я обязан. Это моя униформа.

Она улыбнулась:

— Ты здесь работаешь?

— Вон там, в лаборатории.

— А плодовые мушки?

— Они внутри. Хочешь взглянуть?

— А можно? Я всегда думала, что все лаборатории засекречены.

— Только в кино.

Она вцепилась в мою руку обеими руками:

— В таком случае я должна увидеть плодовых мушек!

48. Инсектарий

Она рассматривала облако мушек, придвинув лицо к самой сетке, как завороженная. Можно подумать, я привел ее к вольеру с единорогом.

— А почему плодовые мушки? Почему не муравьи, или жуки, или другие насекомые?

Я не мог сказать, был ли ее интерес искренним, преувеличенным или притворным. Возможно, она рассматривала инсектарий как вид художественной инсталляции; я знаю, такие экспонаты существуют. Какова бы ни была причина, я жаждал услышать вопрос типа «почему плодовые мушки?» и начал рассказывать о быстром размножении, простом содержании, ярко выраженном фенотипе.

— А это?..

— Непосредственно наблюдаемые характеристики, признаки, проявления генотипа и окружающей среды. В случае с плодовыми мушками — укороченные крылья, пигментация глаза, изменение в генитальном строении.

— «Генитальное строение». Название моей группы.

— Оно означает, что можно увидеть признаки мутации за очень короткий период. Плодовые мушки — это эволюция в действии. Вот поэтому мы их и любим.

— Эволюция в действии. А что вы делаете, когда хотите изучить их генитальное строение? Только, пожалуйста, пожалуйста, не говори, что вы всех их убиваете.