Мы

Вечеринка началась в час, когда большинство вечеринок обычно заканчиваются, привычный дискант под басовые бум-ц-ц-ц электронной музыки вскоре сменился низкочастотными ум-па-па, ум-па-па в сопровождении четкого скрипа.

— Это что… аккордеон?

— Угу, — ответила Конни.

— Но Алби не играет на аккордеоне.

— Значит, у него в номере аккордеонист.

— Какой ужас!

Теперь астматическое пыхтение перешло в четыре знакомых пронзительных минорных аккорда, играемые по кругу, под громкое топанье и похлопывание по бедру в исполнении моего сына.

— Что это за песня? Я ее знаю.

— Кажется, это «Smells Like Teen Spirit».

— Что-что?

— Послушай!

И точно, это была она.

Когда… если… я представляю аккордеониста, то почему-то всегда это смуглый мужчина в бретонской кепке. Но сейчас вопль «Нирваны» об одиночестве юности исполнялся женским голосом, этаким душевным криком городского глашатая, под аккомпанемент нашего сына, берущего аккорды на гитаре каждый раз с небольшим опозданием.

— И это называется музыка, — сказал я.

— Скорее, радиопомехи, — отозвалась Конни.

Смирившись с тем, что ночь будет долгой, я включил свет и потянулся за книгой, историей Второй мировой войны, а Конни засунула голову между двумя подушками и свернулась калачиком. Аккордеон, подобно волынке, — один из тех редких инструментов, которым зарабатывают деньги, если перестают играть, но следующие сорок пять минут таинственный гость моего сына терзал нещадно свою гармошку, услаждая слух пятого, шестого и седьмого этажей отеля «Хорошие времена» разнообразными песнями, среди прочих прозвучали неистовая «Satisfaction», бодрая «Losing My Religion» и вариация «Purple Rain», такая длинная и однообразная, что казалось, само время растянулось. Нам нравится концерт, Алби, — написал я в эсэмэске, — но уже поздно. Я нажал кнопку «отправить» и стал ждать, когда сообщение будет получено.

За стенкой прозвучал сигнал получения эсэмэски. Пауза, после которой зазвучала песня «Moondance» в исполнении больных эмфиземой ос.

— Наверное, он не прочел моего послания.

— Хм…

— Наверное, мне следует позвонить администратору и пожаловаться. Как будет по-французски «уберите аккордеониста из номера 603»?

— Хм…

— Хотя, конечно, нехорошо жаловаться на собственного сына.

— В прошлом тебя это не останавливало.

— Или просто постучать?..

— Дуглас, делай что хочешь, только перестань болтать!

— Эй! Это не я играю на аккордеоне!

— Иногда мне кажется, что я предпочла бы аккордеон.

— Что это значит?!

— Да ничего… просто полтретьего ночи…

И тут шум прекратился.

— Слава тебе господи! — сказала Конни. — Теперь давай спать.

Но раздражение осталось, и мы лежали под его пеленой, вспоминая подобные ночи, когда проявляли нетерпеливость, невнимание или злобу. Наверное, наш брак себя изжил. Наверное, я хочу тебя оставить.

А затем за нашими головами прозвучал удар, за которым последовал характерный ритмичный стук спинки кровати о нашу стену.

— Это они репетируют, — сказал я.

— О, Алби! — Конни хохотала, закрыв глаза рукой. — Лучше не придумать!

51. Рок-аккордеонистка

Мы познакомились с привлекательной музыкантшей на следующее утро в мрачном полуподвальном ресторане, где подавали завтрак. Молодежь поднялась раньше нас, что было несвойственно для Алби, но поначалу я не мог разглядеть лицо девушки, прилипшей к моему сыну с цепкостью миноги. Я прокашлялся, и они отлепились.

— Привет! Вы, должно быть, Дуглас и Конни! Надо же, только гляньте, Конни, какая вы классная! Неудивительно, что ваш сынок такой горячий, вы настоящая красотка. — Голос сиплый, акцент жителя нижнего полушария. Она взяла мою руку. — А вы, Дуги, тоже очень красивый! Ха! Мы как раз собрались позавтракать. Завтрак здесь потрясающий. Все бесплатно!

— Ну, не совсем бесплатно…

— Погодите… я уберу Стива. — Стивом, как оказалось, она звала свой аккордеон. Стив занимал отдельный стул, на котором сидел, зубасто оскалившись. — Ну-ка, Стив, позволь бедному мистеру Петерсену присесть, а то, похоже, он устал.

— Нам понравился ваш концерт вчера ночью.

— О, спасибо! — Она улыбнулась, затем быстро скроила физиономию печального клоуна, помогая себе пальцами. — Или вы говорили не всерьез?

— Вы играете очень хорошо, — сказала Конни. — Но нам понравилось бы больше, если бы все это прозвучало до полуночи.

— Ой! Простите. Неудивительно, что у вас затраханный вид, мистер Петерсен. Придется вам прийти и послушать, как я играю в нормальное время.

— Вы действительно даете концерты? — недоверчиво переспросила Конни.

— Ну, «концерт» слишком сильно сказано. Только перед Центром Помпиду.

— Вы уличный музыкант?

— Я предпочитаю «исполнитель». Впрочем, да!

Надеюсь, лицо у меня не вытянулось, во всяком случае, я старался, чтобы оно не вытянулось, хотя, по правде говоря, я с настороженностью относился к любой деятельности, перед которой шло определение «уличный». Уличное искусство, уличная еда, уличный театр — во всех случаях «уличный» предшествует тому, чем лучше заниматься внутри помещения.