Мы будем жить

— Но мы должны здесь вымыть, — пролепетала Лорин, — это ведь ваша школа. Я что, одна тут буду мыть?

— Можете и одна помыть, если вам надо, — нагло предложила Диана.

Ксюша и Тоня явно растерялись и примолкли, спрятавшись за широкую спину товарки.

Лорин поймала себя на том, что не смотрит Диане в глаза — и никакая сила сейчас не заставила бы ее это сделать.

— Ну ладно, — сказала она, — если не хочешь мыть, иди. Мы и без тебя справимся.

— И они тоже не будут мыть, — развила успех Диана, — с какой стати?

Она взглянула на младших подруг. Тоня и Ксюша забурчали, что да, с какой стати они тут должны мыть.

— Пошли, девки, — подытожила Диана и двинулась к двери. Лорин встала у нее на пути.

— Подождите! — звонко сказала она, — так нельзя!

Она заговорила — отчаяние придало силы ее тихому голосу. Лорин говорила, что эта школа построена амару специально для них, урку. Что урку все приехали сюда добровольно, что им — их родителям — было тяжело и трудно, и вот они приехали сюда и живут на всем готовом, им все дали, их накормили, дали хорошие дома, построили школу. В школе можно бесплатно учиться, бесплатно играть на компьютере или в настольные игры, смотреть фильмы. И вот теперь все, о чем их просят — просто взять и вымыть зал, это же быстро, за час можно справиться, если вчетвером. И она, Лорин, тоже будет мыть, хотя она амару, и это не ее школа, и ей это лично не надо, и ей ведь тоже ничего за это не платят…

— Не платят, — ну и не делай, — отрезала Диана. Ксюша и Тоня захихикали. В груди Лорин заворочался тяжелый болезненный ком. Диане не нужно было повышать голос и прилагать усилия — она нормально разговаривала, и легко перекрывала голосок Лорин. И эти две… подхалимки. Что-то тяжелое, темное всплыло из прошлого… гимназический класс, хихиканье и взгляды одноклассниц.

— Но так нельзя! — вскрикнула Лорин. Вечный Свет, только бы не зареветь еще!

— Почему нельзя? — удивилась Диана, разглядывая ее, словно насекомое на предметном стекле.

— Потому что… — Лорин осеклась. Начинать все разъяснения заново?

— Очень даже можно, — заявила Диана, — я за бесплатно работать не собираюсь. Школу нам построили? А на хер она нужна, школа ваша? У меня и дома компьютер есть и телек. Учиться я не собираюсь, мне что, в институт поступать? Все равно не примут. Мне и так неплохо. Вы что думаете, вы нас сюда привезли и теперь можете помыкать, как хотите? Не выйдет! У меня характер не такой! В общем, я пошла, а вы как хотите! Я работать не буду!

Дианин зад сверкнул в дверях и исчез, и вслед за ней с щебетанием испарились Ксюша и Тоня. Лорин подошла к окну, кусая губы, чтобы не разреветься. Несколько раз глубоко вздохнула. Кажется, позывы к рыданиям прошли. Девочка поднесла к лицу браслет связи на левом запястье, сняла предохранитель, пощелкала кнопками.

— У меня не получилось, — сказала она сдавленным голосом. Выслушала ответ, опустила голову.

Придется ждать.

— Да, это трудно, — сказала мама, — я рада, что мне не приходится проходить такие испытания.

— Это всем амару трудно? — спросила Лорин. Это было вчера вечером, они сидели, как обычно, вдвоем за столом в гостиной, пили чай с земляникой.

— Я думаю, да, — сказала мама.

— Вот ты знаешь… у меня в детстве тоже такое было. Были у нас такие девочки в классе, — стала она рассказывать, — гоняли меня и подругу мою. Все им что-то во мне не нравилось. То одежду спрячут в раздевалке, то дразнят… Знаешь, как это бывает. Я все думала — почему так? Учились мы хорошо с Танькой, лучше всех в классе. Танька была победительницей областной олимпиады по физике, на Россию ездила. Я по-английски тогда уже свободно говорила и немецкий изучала для себя, Гессе читала в подлиннике. У нас с мамой дома во всю стену — стеллажи, и книги, книги. Я не была очень спортивной, зато Танька занималась коньками почти профессионально. Может, мы были слишком заумные, далеки от практической жизни? Да тоже нет. Может, мы какие-то эгоистки были? Мы и с отстающими занимались, и никогда в помощи никому не отказывали. И однако для всего класса мы — чужие, аутсайдеры, кому мы тут нужны. А вот эта — которая всех бьет и издевается — она правильная, своя в доску. Отбирает у девчонок красивые ластики, заколки — ну и хорошо, так и надо. Все ее уважают, все слушаются… А за что, почему? Ведь никаких положительных качеств — троечница, злыдня, сволочь, и все это понимают. Но — уважают и подчиняются. Выходит, не нужно никаких особых хороших качеств, а нужно просто иметь что-то такое внутри… уверенность, что тебя все должны слушаться. Вот просто должны. Что ты тут — главный. Что твоя воля важнее всего. И эта уверенность, если она есть — передается другим.

— Ох, мама, — беспомощно сказала Лорин, — но у меня совсем нет такой уверенности.

— А она у амару вообще не развита, Лорочка. Нам она эволюционно не нужна была. Это я теперь понимаю, почему меня не любили… ну и Танька наверное тоже отчасти амару, что-то в ней такое тоже было. А почему они нас любить должны? Они же чувствуют — мы чужие. Иные. Так всегда было.