Мы доим камни

— Что ж, ищи, — сказала она. — Может, найдешь.

— Ты о чем? — ощетинилась Марсия.

— Ищи человека, который захочет тебя содержать. Как бишь этого твоего зовут?

— Сандор, — пробормотала Марсия. — И никакой он не мой. Ничего серьезного между нами нет.

— Серьезного ни с кем из них быть не может, — категорично объявила мать. — Потому что у этих скотов только одно на уме. Кстати, чем он занимается?

— Я тебе уже говорила.

— Неужели ничего приличнее подыскать не можешь?

— Не могу.

Матери нравилось жить одной, и она неустанно этим хвасталась. Когда Марсия была маленькой, дом населяли шесть человек; теперь же все, кроме матери, либо умерли, либо уехали. А мать радовалась: она может делать что угодно и когда угодно. Она сама себе хозяйка, а близость, душевную и физическую, можно — как едко шутила Марсия — отдавать и получать порционно.

— Тебе охота, чтоб тебя лапала куча мужиков? — продолжала рассуждать мать.

— А тебе нет?

Марсии вспомнился отец: как он сидел на диване с блокнотом и ручкой. А потом вдруг просил мать принести ему чашку чая. Подразумевалось, что мать, чем бы она ни была занята, должна все бросить и бежать на кухню готовить чай — в точности такой, как любит отец. Мать всегда должна была находиться в папином распоряжении. Неудивительно, что из нынешнего своего одиночества она раздула целую философию. Надо непременно обсудить это с Аурелией.

В семье остались три женщины трех поколений, и все обитали поблизости друг от друга. Бабушка Марсии, которой стукнуло уже девяносто четыре года, тоже жила одна, в двухкомнатной квартирке, в пяти минутах ходьбы. Старуха была жизнерадостна и смешлива, с ясным умом. Но артрит нещадно скрутил ее тело, и она усердно молилась, чтобы Бог прибрал ее поскорее. Овдовела она лет двадцать назад и с тех пор прочно засела дома. Марсии она представлялась этаким зверьком, который, сидя в клетке, истосковался по доброй, светлой жизни… Что до мужчин, то дед и отец умерли, брат Марсии, выучившись на врача, уехал в Америку, а муж перебрался к соседке…

Марсия прошла в ванную, приняла успокоительное, поцеловала Алека и направилась к машине.

Дома в тот вечер она потягивала виски и писала — гордая и одинокая, как Марта Гелхорн в пустыне, а потом позвонила Сандору и выложила все: про безразличие и презрение матери и про свою требующую колоссальной сосредоточенности работу.

— Роман и в самом деле продвигается! Ничего подобного в литературе прежде не было. Каждая строчка дышит правдой. Не верю, что литагенты останутся равнодушными!

Она говорила и говорила, пока не почувствовала, что говорит в пустоту. Даже ее психоаналитик — когда у Марсии хватало денег на визиты — и тот выцеживал из себя больше слов.

С Сандором она познакомилась в ресторанчике после того, как ее спутник, выбранный по каталогу в брачном агентстве, извинился и слинял. Что в ней не так? Да нет же, не в ней, просто парень оказался коротышкой, едва ей по грудь! А одна знакомая по семинару каждую неделю назначает свидание новому мужику. И говорит, что в этом каталоге куча женатых. Сандор хотя бы не женат.

Закончив монолог, она поинтересовалась, чем занят Сандор.

— Да все тем же, — хмыкнул он.

— Хочешь, приеду?

— Почему нет? Я всегда на месте.

— Это верно…

Он засмеялся.

Сандор — выходец из Болгарии, пятидесяти лет. Видятся они примерно раз в месяц. Он работает привратником в богатом многоквартирном доме в Челси, а комнату снимает в Эрлс-Корте. Работу, которая подвернулась ему после пятнадцати лет скитаний по Европе, он считает идеальной. Стоять в черном костюме за стойкой у входа, открывать дверь со специального пульта, принимать для передачи пакеты и букеты, выполнять различные поручения жильцов и перечитывать любимых авторов: Паскаля, Ницше и Гегеля.

Мужчины, с которыми она знакомилась через брачное агентство, литературой не интересовались. Да и привлекательных среди них не было. Сандор же походит лицом на робкого благообразного монаха, а телом — на велосипедиста-олимпийца, коим он в прошлом и являлся. Умен, воспитан и обольстителен, знает несколько языков. Будучи, как он сам говорит, «в ударе», Сандор может без труда совратить любую. Переспав с тысячей, а то и больше женщин, он ни с одной из них не поддерживает длительных отношений. Что же это за тип такой?.. Ни жены — даже бывшей, — ни детей, ни родных в поле зрения, ни адвоката, ни долгов, ни дома!.. Воистину, у нее есть способность находить в людях кладези грусти. И она сумеет оживить душу Сандора, растопит наросший на ней лед факелом своей любви! Достаточно ли жарко это пламя? Увы, более достойного применения ему не найти…

— До скорого, Сандор.

Она хлебнула вина из бутылки, всегда стоящей наготове у кровати. Потом ей удалось заснуть, но ненадолго. Ее душила злоба — на всех. На бывшего мужа. На мать. На Сандора. На Аурелию. Как понятны вдруг стали картины, где корчатся черти и извиваются демоны. Именно это они сейчас и делают там, внутри. Ну почему в душе не осталось сладкой нежности?..