Мы доим камни

К дому Аурелии она подъехала за час до назначенного времени. Запомнив местоположение дома, припарковала машину чуть поодаль и отправилась гулять по окрестностям. Стоял солнечный зимний день. Этой части Лондона она совсем не знала. Кругом антикварные лавки, магазины натуральных продуктов и кафе, где сквозь стеклянные окна-стены виднелись молодые пары с детьми. По улицам прогуливались люди в темных очках и темных одеждах; порой они останавливались и сбивались в компании — поболтать. Она узнала нескольких актеров и одного режиссера. Проходя мимо агентства недвижимости, взглянула на витрину: дом на семью обойдется здесь в миллион фунтов.

Пока гуляла, купила яблок, витамины и кофе. Выбрала себе шарф в салоне «У Агнес» и расплатилась по кредитной карте, усилием воли отведя глаза от ценника — точно так же, как чуть раньше отвела глаза от собственного отражения в магазинных зеркалах.

В условленный час позвонила в заветную дверь. Открыла молодая женщина. Пригласила войти и подождать: у Аурелии как раз кончается урок музыки.

Ее провели в библиотеку — мимо кухни, где возле широких, глядящих в сад окон готовили еще две молодые женщины; мимо столовой, где царствовал длинный полированный стол с серебряными приборами на толстых салфетках. С библиотечных полок на нее смотрели десятки корешков: романы, рассказы, эссе Аурелии на всех мыслимых языках, солидный итог творческого пути. Дверь скрипнула, в библиотеку вошел приземистый, небольшого роста мужчина. Представился мужем Аурелии.

— Марсия. — Она пыталась придать своему голосу максимум изысканности.

— Прошу простить, — сказал муж Аурелии. — Мне пора в офис. Тут, неподалеку.

— Вы писатель?

— Опубликовал пару книг. Но на жизнь зарабатываю не пером, а болтовней. Я психоаналитик.

В его повадке было что-то лягушачье. А глаза проницательные. Может, он и вправду видит ее насквозь? И знает, что она про него думает? А думает она, что аналитиком он стал, чтобы на него поменьше смотрели и побольше слушали.

— У вас потрясающий шарф, — сказал он.

— Спасибо.

— До свиданья.

В ожидании она принялась листать главы романа, которые принесла на суд Аурелии. Только в этом доме собственный текст вдруг показался Марсии отвратительным.

В коридоре мелькнула Аурелия:

— Еще минуту — и я ваша.

Хозяйка закрыла дверь за учителем музыки, открыла разносчику цветов, поговорила с кем-то по телефону по-итальянски, зашла в столовую, на кухню, перебросилась парой слов с кухаркой, предупредила свою помощницу, чтобы ее ни с кем не соединяли, и уселась наконец перед Марсией.

Налила чаю и принялась долго и пристально рассматривать гостью.

— То, что вы прислали, мне вполне по душе, — произнесла она наконец. — Школа… Окно в совсем неведомый для меня мир…

— Я с тех пор еще написала, — сказала Марсия. — Вот…

Она положила на стол еще три главы. Аурелия взяла было рукопись, но тут же положила обратно.

— Я бы хотела писать, как вы, — вздохнула Аурелия.

— Что? Вы шутите?

— Я пишу преимущественно длинные вещи. А в вашем стиле крупную форму не вытянуть…

— Почему? — удивилась Марсия. Но Аурелия глядела так, словно Марсия и сама все обязана понимать. — Я бы писала длиннее, только времени не хватает… — Внутри Марсии поднялась волна паники. — А как вы садитесь за работу?

— Как?.. Вы ведь познакомились с Марти? Мы с ним рано завтракаем, и он уходит на работу. К семи утра. Ну а я сажусь писать. И выбора-то, собственно, нет. Иногда пишу здесь, в Лондоне, иногда на нашей вилле в Ферраре. У писателей, кроме этого, нет других дел.

— А не отвлекаетесь? Не приходится возвращать себя к тексту? Но вы-то, наверно, человек с железной волей и не даете себе никаких поблажек?

— Писать для меня — как наркотик. И мне это легко дается. Вот сейчас набирает обороты новый роман. Это самый счастливый миг, когда чувствуешь, как что-то проклевывается. Мне кажется, я могу создать интригу из чего угодно. Шепот, намек, жест… превращаются в иные формы жизни. Ну что может дать большее счастье?.. Простите, сколько вам лет?

— Тридцать семь.

— Вам кое-что предстоит.

— О чем вы?

— Канун сорокалетия — период разочарований. А перевалит за сорок — начнется чудесное время новых иллюзий. Разъятая жизнь снова сойдется воедино, погодите — сами увидите, как все обретет новый смысл.

Взгляд Марсии упал на рекламный плакат фильма, снятого по роману Аурелии.

— Знаете, иногда так трудно жить… А писать вообще невозможно. Вас никогда не посещает безнадежность?

Аурелия покачала головой, не отводя глаз от Марсии. Что ж, имея мужа-аналитика, можно научиться не принимать чужие жалобы близко к сердцу.

— Нас подавили эти проклятые мужчины, — продолжила Марсия. — В дни моей юности женщинам, кроме вас, и читать-то было некого.

— Мы сами себя подавили, — возразила Аурелия. — Самобичеванием, мазохизмом, ленью, тупостью… Но сейчас мы оперились, так не пора ли за себя отвечать?

— Мы жертвы мужского политиканства… вернее, были жертвами…

— Чушь, — резко сказала Аурелия. И добавила чуть мягче: — Расскажите что-нибудь о вашей работе в школе.

— Что именно?