Помощник не был бы самим собою, если б не догадался, как огорошит шефа короткое сообщение в газете. Еще бы, лишиться такого гостя на торжестве, как это говорили в старину… «свадебного генерала»? Он так прямо, без особых церемоний, и намекнул Павлу Федоровичу, хорошо бы пригласить вместо Ивана Суреновича еще какое-нибудь влиятельное лицо.
— А что это даст? — в тон ему, без экивоков спросил Павел Федорович. Он понимал, что Ивану Суреновичу теперь не до гуляний, однако равной фигуры среди своих знакомых не находил. Фигуры такого масштаба возникают в нашей жизни нечасто.
— А что это даст? — автоматически повторил Павел Федорович, уже смиряясь с мыслью, что многим его планам с отсутствием на свадьбе Ивана Суреновича не суждено будет скоро осуществиться. Зато прежние опасения червем засосали под ложечкой: как бы роковая Маратова любовь не объявилась посреди свадьбы.
Помощник тем временем уже заводил в кабинет утомленных непривычной работой авторов сценария грядущего торжества. Вслед за Гойзманом и Рязанцевым, то ли прихрамывая, то ли подпрыгивая слегка, порог переступил пожилой благообразный человек с красными склеротическими щеками. Судя по аккуратной, со множеством карманов и отделений нейлоновой сумке, висевшей у него на плече, это был фоторепортер из спортивной газеты, которому предстояло на дружеских началах запечатлеть неповторимые моменты свадьбы и одарить почетных гостей, не говоря уж о родителях жениха и невесты, памятными снимками.
В тот день Павел Федорович, словно актер во время премьеры, был с головой погружен во все происходящее и тем не менее как бы видел себя и окружающих со стороны. Поскольку спектакль ему нравился, было такое чувство, что и сам он играет недурно. В конце концов ничего принципиально нового, по сравнению со слетами и открытиями декад, свадебное действо не содержало. Даже приветственной речи какого-либо выдающегося лица, космонавта либо ветерана, соответствовало напутственное слово тамады, обращенное к молодым, произнесенное с неформальным волнением и отмеченное к тому же и впрямь смешными эпиграммами Гойзмана. Да и Рязанцев оказался на высоте. Разворачиваясь сообразно его либретто, свадьба нигде не дала сбоя, «Чайка», украшенная обручальными кольцами, в сопровождении эскорта разноцветных «Жигулей» повезла молодых из Дворца бракосочетания на Ленинские горы. Там, на виду у Москвы, лежащей внизу в золотисто-голубоватой октябрьской дымке, молодые, по примеру Герцена и Огарева — в этом была идея сценария, не всем гостям, впрочем, внятная, — дали друг другу клятву верности и любви. Потом кортеж прокатился по заповедным местам Москвы, несколько излишне уделяя внимание монастырям и особнякам, по мнению Павла Федоровича, можно было бы и район новостроек посетить, поколесил по бульварам, засыпающим трамвайную колею шуршащими листьями. Павел Федорович с женой ехали вслед за «Чайкой» в служебной черной «Волге»; за ними в утконосе новейших «Жигулей» двигались родители невесты, за рулем сам директор института; на изгибе бульвара становились видны остальные машины, длиннющий хвост экипажей, увешанных куклами и воздушными шарами, груженных немалыми, как потом оказалось, подарками.
В дверях «Праги» молодых встретил метрдотель Сергей Иванович, элегантный, седовласый, с мудрой улыбкой на устах, похожий на кого-то из английских премьер-министров былых времен; официантки усыпали путь жениха и невесты осенними цветами, гремела музыка, репортер из спортивной газеты, несмотря на возраст и неполноценную ногу, удивлял публику резвостью, прибаутками и самоотверженностью, едва ли на огромной сияющей люстре не повисал ради необычайного, сенсационного ракурса.
А ведь было что снимать, черт возьми!