Мы идем по Восточному Саяну

Так и решили, задержаться на два-три дня, пощупать проходы по той и другой речке. К тому же нам нужно было и заготовить продовольствия на несколько Дней, чтобы в походе не отвлекаться и не задерживаться, пока не достигнем цели.

Лебедев готовился рыбачить, Пугачев строил коптилку, а я с Прокопием решили провести ночь на солонцах и поохотиться. У нас с ним все уже было готово, чтобы покинуть лагерь.

— И я с вами на солонцы, — подбежал Алексей.

— Ку-уда?! — переспросил Прокопий, недоуменным взглядом измеряя повара.

— Ты же давеча сам обещал взять меня, я и собрался, погляди, — и он повернулся на одной ноге.

Прокопий заулыбался. В руках у Алексея было ружье, сошки, сбоку, над патронташем, туго перехватывавшим живот, висел поварской нож, через плечо перекинут плащ, скатанный по-солдатски. В глазах нескрытая мольба.

— Ты бы, Алеша, белья захватил на всякий случай, ночь длинная будет, — кто-то язвительно посоветовал:

— Ей-богу не струшу и не просплю, даже не закашляю на солонцах. Возьмите! — настаивал он.

Пришлось задержаться и привести третью лошадь. Ехали левобережной стороною Кизира. Узкая звериная тропа, словно пунктир, то исчезала с глаз, то снова появлялась под ногами лошадей. Местами наш путь пересекал песчаный грунт, на котором нередко мы видели следы медведей и сокжоев, спасающихся здесь от гнуса. Иногда попадались полоски предательских болот, где лошади тонули до колен, с трудом вытаскивая ноги из вязкой грязи. А вдали в узком лесном коридоре нет-нет да и выткнется Кинзилюкский голец, грудастый, испещренный скалами да пятнами вечных снегов. Он стоит, как грозный страж на распутье в заветную часть Саяна. С его полуразвалившихся башен видно все: глубокие долины, серебристые реки, дно цирков и вершины далеких хребтов, отдыхающие в синеве неба. Справа за нами строго следили Фигуристые белки, пугающие человека своею недоступностью.

Снова показался широкий просвет — это Кинзилюкская долина, гостеприимно распахнувшая перед нами вход. На левом берегу Кизира увидели труппу могучих лиственниц, перекрывавших своей высотою плотно обступавшие их кедры. Лиственниц немного, они растут всего на двух-трех гектарах земли и, пожалуй, больше нигде не встречаются в этой части Саян.

Перебравшись на правый берег Кизира мы остановились на крошечной поляне ниже устья Кинзилюка. Солнце опускалось в море лесов, подкрадывался мирный вечер, куковали кукушки. В тени дуплистого кедра, насупившись, дожидал ночь филин. Заметив нас, он нырнул в сумрак и, шарахаясь по просветам, исчез с глаз.

Мы договорились — Прокопий останется ночью с лошадьми, а мы с Алексеем уйдем караулить маралов. Пока мой спутники готовили ужин, я пошел осматривать солонцы.

В лесу попалась торная тропа. Она шла в нужном для меня направлении, присоединяя по пути боковые тропки и все глубже зарываясь в землю. Ею я и пришел к солонцам. Это обычный серный источник, отравляющий своим едким запахом воздух. Вода, просачиваясь сквозь щели плоской скалы, залегающей недалеко от берега Кинзилюка, образует небольшое болотце. Оно сильно взбито копытами зверей, в выемках, залитых водою, свежая муть. Со всех сторон к источнику проложены глубокие тропы. Значит маралы охотно посещают это место, земля черная, голая, как на скотном дворе, а окружающие деревья низкие, объеденные, изломанные и напоминают карликов, собирающих что-то на болоте.

Чтобы убить зверя, нужно было сделать скрадок. Марал — пугливый зверь и при посещении солонцов проявляет удивительную осторожность, видимо, там его нередко подкарауливают хищники. Приходит он туда потемну, а взрослые быки чаще в полночь. Но прежде чем появиться на солонцах, он непременно задержится поблизости, послушает, присмотрится, жадно обнюхает воздух и чуть что — шорох или подозрительная тень, исчезнет так же бесшумно, как и появится. Моей задачей являлось выбрать такое место для скрадка и так замаскировать его, чтобы зверь не мог обнаружить присутствие в нем человека.

Учитывая, что в ясную ночь течение воздуха, как правило, направлено вниз по долине или распадку, я нашел валежину на возвышенности, метрах в тридцати пониже болотца, огородил ее ветками и, чтобы мои движения были бесшумными, все под собою выстлал мохом. Но скрадок получился маленьким только на одного человека, поэтому Алексея я решил посадить на ближайшей тропинке, иначе от него не избавишься.

Над горами тускнел кровавый закат. Все засыпало убаюканное прохладой. Мы с Алексеем выпили по кружке чая и торопливо зашагали к солонцам. Я с собою взял Левку на тот случай, если придется ранить зверя, да и веселее с ним будет в скрадке.

Ночь обгоняла охотников. В глубокой тишине леса четко и настороженно отдавались торопливые шаги. Слышно было дыхание соседа. У тропы задержались.

— Оставайся здесь, Алексей, караулить, — и я показал ему толстую валежину.

Он молча покосился на нее и почесал затылок.

— Что боязно? — Это от непривычки.

— Не то что боязно, а как-то неловко одному.

— За ночь привыкнешь. А если спать захочешь, тихонько свистни. Я отзовусь, и ты придешь ко мне.