— Знаете, не надо больше рассуждать о судьбе России, — попросил Елисеев. — У вас еще будет время задуматься на эту тему в камере. Лучше выдайте нам своего сообщника. И тогда мы сделаем все, чтобы скостить ваш срок.
— И рад бы, но не могу, — с притворной улыбкой произнес арестованный. — Даже у ставших на стезю порока и преступлений есть остатки того, что называется честью. Считайте, что это дань моему гусарскому прошлому. А гусары, как известно, друзей не предают. Можете пытать меня, все равно ничего не добьетесь.
— Пытки — это не наш метод, — сквозь зубы проскрипел Колычев.
— Неужели? — ехидно ухмыльнулся Оре-ховский. — Я бы охотно поверил вам, будь вы первыми милиционерами на моем преступном пути. Но, извините, у меня уже есть печальный опыт общения с некоторыми вашими товарищами. После этого я месяц провалялся на больничной койке. Кстати, как я и предупреждал, пытки не помогли. Тогда я ничего не сказал. Так что не будем зря терять время. Я напишу все, что посчитаю нужным.
— Хорошо — Колычев подвинул ему чернильницу и несколько листов бумаги. — Этого хватит?
— Вполне.
— Борь, выйдем, — попросил Елисеев.
Они вышли в коридор.
— Ты видел, что за птица? — возмущенно заговорил Колычев. — «Никого не выдам», «я гусар»! Распушил перья… петух!
— Думаю, он не врет. Язык себе откусит, а подельника не выдаст. Я эту породу знаю, — проговорил Елисеев.
— И что тогда? Как искать подельника?
— Давай подругу Ореховского повертим. Хоть что-то она должна знать! Может, выйдем через нее на второго.
— Надежда, скажу тебе, слабенькая.
— И все же лучше, чем ничего.
— Верно. Тогда я продолжу заниматься этим фруктом, а ты начни допрашивать барышню. Веди ее в кабинет к Бурко, он не будет против.
— Понял, Боря. Сделаем.
Петр велел вызвать задержанную. Перед тем, как приступить к допросу, он успел навести кое-какие справки о барышне, что значительно облегчало дело. Конвоир доставил женщину в кабинет Бурко. Сам владелец убежал по своим делам, потому никто не мог помешать допросу.
— Садитесь, — предложил Елисеев.
Та села на обшарпанный стул, закинув нога на ногу и горделиво расправив округлые плечи.
При ярком свете было ясно, что девица гораздо старше, чем казалось. По морщинам на шее Петр понял, что ей уже далеко за тридцать.
— Фамилия, имя, отчество? — обмакнув перо в чернильницу, он выжидающе посмотрел на арестованную.
— Мухина Ольга Павловна.
— Год рождения?
— Фи, как это пошло: интересоваться у дамы о ее возрасте! Какой же вы после этого джентльмен?!
— Гражданка Мухина! — повысил голос Петр.
— А что?
— Да ничего! Забыли, где находитесь?
— Да помню я! Пишите, — вздохнула она и продиктовала дату рождения.
Ей было тридцать восемь.
— Адрес.
— Милютина, вернее, теперь Профсоюзов, — поправилась она. — Дом пять.
— Чем занимаетесь?
— Именно сейчас? Как видите, перед вами сижу.
Она зачем-то расправила невидимые складки на змеящемся платье.
— На жизнь чем зарабатываете, гражданка Мухина?!
— Так бы и сказали, гражданин следователь.
— Я не следователь. Я агент уголовного розыска — Петр Елисеев.
— Поняла, гражданин агент уголовного розыска. Что касается того, чем я зарабатываю на жизнь, то здесь все просто. Я швея-модистка, работаю на дому. Обычно обшиваю жен ответственных совслужащих и нэпачей.
— И как заработки? Хватает?
— Вы же знаете нынешнюю дороговизну! Не успеешь заработать копеечку, а она тут же превращается в пшик… Если вам это уж очень интересно, то как-то свожу концы с концами, но не больше. А я ведь женщина, мне нужно поддерживать красоту! — Мухина театрально всплеснула руками.
— Я слышал, что шитье не единственный ваш способ заработка. К вам часто ходят мужчины.
— И что с того? — вскинулась она. — Я совершенно свободна. Не замужем и вправе устраивать личную жизнь.
— Но вы берете с них деньги.
— Господи! Ну, если кому-то из моих приятелей вдруг захочется сделать мне приятный подарок — неужели я стану обижать их и отказываться?!
— Так, гражданка Мухина! — чуть не взорвался Елисеев. — Не нарывайтесь на неприятности! Мы оба прекрасно знаем, чем вы занимаетесь на самом деле. И не надо ломать комедию.
— Вы хотели, чтобы я призналась в том, что занимаюсь проституцией? — спокойно сказала она. — Хорошо, я — проститутка. И что теперь? Штраф, исправительные работы? Какому наказанию вы меня подвергнете?
Елисеев вспомнил об уволенном до его прихода в уголовный розыск сотруднике по фамилии Коркин. Тот имел целую агентурную сеть из торговок своим телом.
— Ты Коркина знаешь? — в лоб спросил Петр.
— Из бывших ваших? — осторожно спросила она.
Елисеев кивнул.
— Знаю, конечно. Что, тоже хотите надо мной опеку взять? Я-то не против, вы — мужчина сильный, красивый. Сумеете позаботиться о слабой женщине.
— Нет, в сутенеры я вам не набиваюсь. Могу предложить другой вариант. Вы будете время от времени уведомлять меня обо всем, что может вызвать интерес у уголовного розыска. А я за это сделаю так, чтобы милиция прикрывала глаз на некоторые ваши поступки.
— А, может, еще и платить мне станешь? Коркин, кстати, платил, — вмиг перешла на «ты» Мухина.