Мы из Кронштадта. Подотдел коммунхоза по очистке от бродячих морфов

– А торты – это разве не от слова «траты»? – неожиданно даже для самого себя ляпаю я.

– Да, разумеется, нет, – высокомерно заявляет новоявленный историк и продолжает: – А несчастные татары, лишенные надежд на возрождение былого величия утерянной Родины, совсем пали духом. Некоторые даже стали вновь есть сало и пельмени, а потом и пить водку. И вскоре они окончательно обрусели. Этому способствовала пущенная каким-то английским ученым поговорка, что, если потереть русского, – найдешь татарина. Коварно пользуясь этим, русские монголы завлекали в бани татарских девушек и предлагали проверить, хорошенько потерев. Наивные девушки, не подозревая подвоха, соглашались… А потом как-то уже не получалось остановиться. Позже это получило название татаро-монгольское иго. Вот так и получилась эта странная для несведущего человека формация – русские татары.

– Ты совсем уже заврался, – наконец не выдерживает Ильяс.

– Отнюдь! Я излагаю наиболее передовую историческую науку. В конце концов, я же не придаю беседе личностный характер, не лезу людям в душу, не пытаюсь выяснять, каково это жить в виде перескобленного русского… Это я в смысле того, что, если поскоблить русского, только тогда найдешь татарина. Очевидно, что хорошо выскобленный русский автоматически становится татарином, – начинает очень убедительно оправдываться Енот, делая невыразимо честные глаза.

– Хорошо наврал, достойно, – ободряюще говорит Ленька, продолжая чиркать в блокнотике. Смешливый Рукокрыл начинает ржать, глядя на посмеивающихся Серегу и майора. Потом начинают смеяться и остальные, кто слушал эту фанаберическую лекцию.

– Эх, школота! – свысока говорит Енот. – Всем читать Фоменку! В очередь, школота, в очередь! И читать! Всем – приникнуть к сосуду знаний сокровенных сих! Учебники – в топку! Читать только светочей! Разоблачайте и ср-р-р-рывайте покровы!!! Рвите шаблоны!

Смех только усиливается. Я при этом вижу, что Ильяс сохраняет на морде благодушное выражение лица, но тихо покряхтывает. Как говорится, он не злопамятный, он просто злой и память у него хорошая. Хохотуны еще хлебнут лиха. Вот с Енотом Ильяс не знает, как справиться, непонятен ему Енот, потому Ильяс и терпит до поры до времени.

И как только смех начинает спадать, а Енот собирается продолжить свой труд по разрыванию шаблонов, нас с Надеждой, которая во всем этом решительно не принимала никакого участия, вызывают в холл Павловских казарм. Таки образовался раненый и, судя по всему, – очень неприятный. Рубанули кого-то из живых чем-то по лицу, не знаю уж: совней, алебардой или как там еще эти протазаны называются. Поспешаем.

Увиденное бьет по мозгам, как кирпич. Нет, я много чего видал, но тут шалею. К нам под руки двое латников заднего ряда выводят идущего своими ногами парня, незнакомого, молодого. У него разрублено лицо, но так, что и Надя поражается – страшный удар поперек лица, приблизительно на середине носа, располовинил физиономию очень аккуратно, так что сразу вспоминаются учебные анатомические срезы.

Крови на удивление мало, парень в сознании и идет своими ногами, разве что по глазам видно, что промедол ему вкатили уже. Странно видеть поделенное пополам лицо, нижняя половина с частью носа и ртом висит на остатках мышц и кожи на расстоянии сантиметров пяти от другого края разреза. Хотя, как мне кажется, слева и нижняя челюсть перерублена. Все это парень осторожно придерживает рукой, но половинка лица плавно колышется в такт шагам.

Сажаем пострадавшего на пол. Латник возбужденным шепотом, словно раненый от этого не услышит, рассказывает:

– Мы уже все зачистили практически, а тут он сзади выскочил – там дверь была запертая, мы ее взламывать не стали. Ну Рамиль и маханул наотмашь. Кто же знал, что он живой. А заметил, что не упырь, уже не остановить было удар, совня инерцию имеет мама не горюй. Но видите, все же затормозил-таки, а то бы башку снес… А так просто распахал. Как он, а?