Мы из Кронштадта. Подотдел коммунхоза по очистке от бродячих морфов

Оказывается, сейчас притащат американца с огнестрелом. Перехватили его посудину в нескольких сотнях километров от Кронштадта, сейчас на подходах. Огнестрел старый, состояние у пациента так себе, но держался в общем нормально. Что у них там на посудине произошло, бог ведает, не спрашивали толком, но похоже на банальный бунт против капитана и пиратство. Тот, кто ему стрельнул в спину, сидит в импровизированной камере. Должно быть, конфликт был между двумя, не более. Арестант тоже, к слову, раненый. Брет Гарт, Майн Рид, шестизарядные кольты…

Вот счастие-то привалило! Огнестрел, надо ж как красиво! И двое, прелесть какая!

Спрашиваю:

– Когда доставят?

Отвечают, что скоро. Пострадавших уже сгрузили с лайбы на катер, сейчас привезут на Летнюю пристань. М-да, значит, не спать точно. Интересно, собирать операционную бригаду по тревоге или это не ургентные больные, потерпят до утра? Ладно, в конце концов, эти америкосы уже сколько-то времени в море болтались, раз не померли – несколько часов перебедуют, а операционщики сегодня и так вкалывали, как шахтные кони. Если что пойдет вкось и вкривь, тогда буду будить. Ладно, подождем.

Едва успеваю подготовить, что нужно для перевязки, как в дверь деликатно тарабанят.

Из разговора по телефону мне ясно, что корыто это американское явно нашим интересно чем-то. Придется с америкосом покорячиться. Сопровождавшие лица улетучиваются мгновенно, а у меня появляется возможность глянуть на пациента. Одного привезли. Второй под охраной остался, не стоит, видимо, на него время и силы тратить. Сейчас расследование коротенькое, а суд еще короче.

Показываю американцу рукой на топчан. Плюхается грузно, хотя вроде бы не производит впечатление мешка. Рослый, можно сказать, что относится к категории «крепкий мужик», но то ли из-за ранения, то ли из-за других причин выглядит до предела замудоханным. Сидит, как палку проглотил. Перевязок не видно, шел сам. Уже хорошо – не полостной, и без переломов обошлось. Кожа, правда, паршивого серовато-зеленого оттенка. Еще странный диссонанс ладно сидящей полувоенной (или военной – не силен я в американской форме) одежды, козырного лифчика с прибамбасами, пистолета в кобуре, странно размещенного на груди, и неявного косоглазия пациента. Косоглазый стрелок – это само по себе нелепо. Ладно, поехали.

Судорожно напрягаю все мышцы мозга и начинаю на ихней мове:

– Хэллоу! Хау ду ю дую? Ватс хапеннед?[59]

– Акцент у вас чудовищный. Давайте лучше по-русски, на языке родных осин, – устало заявляет пациент.

– О, отлично, а то я по-английски не силен. Мне сказали, что американца привезут. Как вас зовут?

– Мельников.

Ага, не американец, получается. Ну тем проще, не придется извергать из себя жалкие огрызки школьного курса языка. Ладно, надо заполнять первичку. Со студенческой скамьи запомнил, да и тут уже не раз вколачивали – лечи, как хочешь, но чтоб в истории болезни все записано было правильно.

– Возраст? Место жительства? А ну, это, собственно, неважно. Укусы были? СПИД, гепатит, туберкулез, вензаболевания? На что жалуетесь?

– Мне в спину пальнули.

Ага, говорили, что огнестрел.

– Кашель с кровью был? В моче кровь не видели?

– Нет.

– Ясно. Уже лучше. Как вас ранили?

– Делать было одному дураку нечего, как в пирата играть.

– Сами раздеться сможете?

Сразу видно, что фиг он сам сможет раздеться, хотя и пытается это сделать на чистом гоноре. Помогаю ему, начав с тяжеленной разгрузки. Под рубашкой щедро, но бестолково намотанные тряпки по всей спине. Местами в подсохших пятнах крови и сукровицы, в нескольких местах пятна влажные. Немного туплю, прикидывая, чем это ему так влепили, что в грудную клетку ничего не влетело, но по всей спине размахнуло. Нехило прилетело, признаю. И запашок знакомый.

– Явно нагноилось. Можно отмочить, полив перекисью водорода или фурацилином, однако лучше дернуть. Будет больно, но грануляций еще нет. А гной уже есть, и лучше бы отток обеспечить. Могу дать водки для храбрости.

– А по-другому обезболить в больнице не выйдет? – ехидно спрашивает раненый.

– У хирургов и анестезов денек был пухлый. И завтра будет не лучше. Первичную хирургическую обработку ран делать поздно, время ушло. Да и сначала мне надо глянуть, что да как, прежде чем других будить. Потому мне водкой проще. Сам при этом думаю: «Ага, буду я тебе рассказывать, что ты можешь на обезболивающее дать анафилактический шок, как у ребят три дня назад получилось. Только тогда народу в больнице было по дневному времени полно, быстро в норму привели. А тут, пока я буду бегать, окочуришься ни за грош».

– Дергайте.

Берусь поудобнее и начинаю. Американец ежится, когда холодные ножницы разрезают намотанные тряпки на боку. Ну да, когда сам бывал на таких процедурах пациентом, всегда злился – что им чертям было не погреть инструмент, а тут забыл. Ладно, он не плюшевый, не расклеится. Тряпки сваливаются, остается только прямоугольник, приклеенный к спине. Ну дергать не буду, а поаккуратнее можно… Так, поехали…

Пациент ухает, когда жестковатые из-за сохлой крови и гноя тряпки отстают.